Новиков: «Вечером, 12 июля, предварительно заручившись согласием главкома Северо-Западного направления К. Е. Ворошилова о привлечении морской авиации для оказания помощи нашим войскам под Ивановским и Большим Сабском, я был у командующего ВВС КБФ генерала В. В. Ермаченкова и договорился с ним о совместных действиях.

Вернулся я в штаб на Дворцовую площадь поздно и сразу же потребовал боевую сводку дня. Ничего утешительного в ней не было. Правда, под Лугой противник безуспешно пытался занять предполье, но на новгородском направлении соединения 56-го моторизованного корпуса теснили нас на Сольцы». [178]

Здесь уже речь идет о поддержке наших войск под Ивановским и Большим Сабском, в то время как говорить об этом можно было, как мы увидим далее, не ранее утра 14 июля.

Еще более любопытно то, что Новиков рассказывает об этом вечере 12 июля уже после того, как рассказал о начале жестоких боев под Ивановским и Большим Сабском.

Особенно любопытно в связи с этим изложение этого эпизода у Мирослава Морозова:

«Вечером 12-го командующий ВВС Северного фронта генерал А. А. Новиков, в распоряжении которого уже не оставалось свободной авиации, договорился с генералом Ермаченковым об организации ударов по немецким войскам, двигавшимся по Копорскому плато. Еще сутки ушли на разведку и планирование налетов. В результате задержать продвижение передовых частей врага ударами авиации не удалось». [179]

Вот он, результат изложения событий постфактум. Здесь совершенно автоматически употреблено название Копорское плато, к которому, согласно позднее установившейся официальной трактовке, немцы в этот момент только еще устремились. У Морозова немцы уже движутся по Копорскому плато, опережая события даже не на сутки, а едва ли не на месяц. Да и как же иначе было объяснить то, что на столь заблаговременно обнаруженный маневр наша авиация обрушилась лишь спустя двое суток.

Логика построения канвы событий требует от «редакторов» особой внимательности. Воспоминания главкома Новикова поддержаны другими воспоминаниями.

Тем не менее следует, скорее, признать: все то, о чем говорили здесь Новиков и Морозов, относится не к 12, а к 13 июля. В таком случае, как мы увидим далее, картина событий перестает быть насквозь противоречивой.

Стенограмма сообщения тов. Колобашкина Владимира Антоновича – секретаря Районного Комитета партии

«В дивизии (2-й ДНО – В.Р.) было все спокойно. Все занимались. Вдруг в середине дня 12 июля был получен приказ о том, чтобы дивизии подготовиться к отправке.

Было выделено 9 или 10 эшелонов. Надо было разбить и материальную часть и людской состав на эти десять эшелонов. Был составлен график отправки. С каждым эшелоном должен был ехать работник политотдела. До каждого бойца было доведено, что дивизия отправляется. Народ весь это очень переживал. Затем, правда, произошло опоздание». [180]

Это свидетельство склоняет к тому, о чем мы говорили выше – совещание в Смольном происходило не вечером 11, а вечером 12 июля. В таком случае действительно распоряжение об отправке 2-й ДНО на фронт было дано уже днем 12 июля, о чем там и говорилось – дивизия уже готовится к отправке и «завтра первые эшелоны…»

Однако почему-то произошло опоздание, и опоздание это затянулось…

Ленинград. Московский район. Штаб 2-й дивизии народного ополчения

Николай Степанович Угрюмов, Герой Советского Союза, полковник, командир дивизии [181]

«С утра [182] я находился в штабе, просматривал документы. Комплектование дивизии личным составом можно было считать завершенным. Фабрики и заводы Московского района основательно помогли в экипировке ополченцев. С вооружением сложнее. Винтовки получили полностью, а станковых и ручных пулеметов меньше половины положенного по штатам. Полковая артиллерия чуть ли не из музея.

Решил поехать к фронтовым вооруженцам сам и попытаться по старой дружбе кое-что “выбить”. Но срочно позвали к телефону. Командующий Ленинградской армией народного ополчения вызывал в штаб, который находился в бывшем Мариинском дворце. “Вот, – подумал я, – и хорошо, заодно утрясу кое-какие вопросы по кадрам и материально-техническому обеспечению”.

Генерала А. И. Субботина, нашего командарма, я знал по мирному времени, когда он был помощником начальника штаба Ленинградского военного округа. Он часто приезжал к нам в 70-ю дивизию, бывал в батальоне, которым я тогда командовал. Его советы и указания всегда были ясными и дельными. Чувствовалось, что каждое слово у него обдумано.

На этот раз, как мне показалось, Александр Иванович был очень озабочен. Он поздоровался со мной и сразу же подвел к столу, на котором была разложена карта с нанесенной обстановкой. Сказал:

– Знаю, Николай Степанович, что дивизия еще недостаточно подготовлена к боевым действиям. Но время не терпит, надо выступать на фронт. Дивизии надлежит занять оборону по восточному берегу реки Луги южнее Кингисеппа. Она включается в состав Лужской оперативной группы. Все дальнейшие указания – у генерала Пядышева, командующего группой.