Очень интересны записи за этот день в дневнике Риттера фон Лееба.

«Начальник штаба группы армий побывал сегодня в расположении 4-й танковой группы и 41-го моторизованного корпуса. Большие потери. Если наступление и далее будет осуществляться таким темпом, то вскоре войска будут измотаны. Кровопролитные лесные бои. Танковая группа не в состоянии прочесывать леса. Поэтому необходимо заменить ее в скором времени пехотными соединениями обеих армий. Начальник штаба группы армий уже обмолвился о том, что необходимо умерить темп наступления. Наиболее сильные потери понесла моторизованная дивизия СС “Мертвая голова”, ее наступление повсеместно (Краслава, Себеж, Опочка) остановлено. Необходимо заменить ее пехотной дивизией. Назрела кардинальная реформа: необходимо привлекать на командирские должности до ротного звена включительно офицеров запаса из состава бывшего рейхсвера. Они должны будут проходить также и соответствующую переподготовку… [198]

18.00. Разговор с начальником штаба 18-й армии полковником Хассе: 1-й армейский корпус должен как можно быстрее подтянуться к шоссе Остров – Псков. Согласование вопроса об использовании открытых флангов. По-прежнему остается неясным вопрос о целесообразности направления в Эстонию дополнительно третьей дивизии.

Начальник штаба группы армий “Север” генерал Бреннеке разговаривал с начальником оперативного управления ОКХ полковником Хойзингером. По словам последнего, фюрер уже больше не придает особого значения Петербургу. Адъютант фюрера полковник Шмундт, который побывал у нас несколько дней назад, говорил совершенно противоположное. Какая информация является правильной? В любом случае, завтра я смогу обсудить этот вопрос с Гепнером…» [199]

По всей видимости, Риттер фон Лееб хотел прежде всего выяснить у Гепнера, как скоро сможет он достичь Ленинграда.

Однако обстановка в предполье Лужского рубежа обороны сложилась отнюдь не на руку командующему группой армий «Север».

Немцы прекрасно поняли, что оставшаяся узкая полоса дороги Псков – Ленинград с хорошо организованным предпольем рубежа обороны совершенно лишает их главный аргумент – танковый кулак – его основной силы, ибо продвижение тонкой струйкой вперед, не позволяющее развернуть в параллельных потоках всей мощи танковой дивизии, самоубийственно.

Исходя из этого, немецкому командованию стало отчетливо ясно, что без тщательной подготовки здесь сходу к городу не прорваться.

Дальше начала работать основная тенденция развития всех боевых операций вермахта. Как они пересекали границу СССР, ударив по трем направлениям, так случилось и здесь. Классические Канны не давали покоя генералам III Рейха. Они, продолжая поддавливать пехотными частями по центру, занесли клешни слева и справа – на Кингисепп и на Новгород.

Далее мы увидим, как развивалась эта стратегия – и к чему она привела.

Сейчас же лишь еще раз отметим, что командование Ленинградского военного округа приложило титанические усилия для укрепления Лужского рубежа обороны вообще, а Луги, на которую был направлен мощный кулак в виде 4-й танковой группы Гепнера, в особенности. Еще 10 июля командующий Северным фронтом М. М. Попов, изучая вместе с командующим Лужской оперативной группой К. П. Пядышевым ситуацию на фронте, рассуждал так (напомню еще раз: «Не ошиблись ли мы, полагая, что противник пойдет на Лугу? А если ударит на флангах? И все же я почему-то уверен: фон Лееб должен пойти на Лугу. Ведь это кратчайший путь до Ленинграда».

Это рассуждение Маркиана Михайловича не представляет из себя ничего особенного. Естественно, враг будет стремиться достичь цели кратчайшим путем. Представлял прекрасно Попов и необходимость прикрытия флангов, чтобы наткнувшись на непреодолимую преграду на кратчайшем пути, враг не имел возможности обойти ее. Однако сил явно не хватало. Поэтому ошибка командующего в данном случае была вынужденного характера. Он не мог не укрепить с максимально возможной эффективностью кратчайший путь к городу. И вынужден был делать это за счет флангов. Здесь Попов честен в своих воспоминаниях и безупречен в своих действиях.

Конечно же, ни в коем случае не следует снимать со счетов того, что пишет в своих воспоминаниях другой участник этих событий – командующий ВВС Северного фронта А. А. Новиков. Он тоже предельно откровенен: «Когда обращаешься к событиям такой давности, то без документов почти невозможно восстановить их последовательность, вспомнить, что произошло в тот или иной день. Обстановка в июле была столь напряженной, что уже по прошествии недели нельзя было доверять памяти». Далее он признается: «Поэтому я каждый день делал коротенькие записи в карманном дневнике, с которым никогда не расставался. Так было всю войну. Кончалась одна записная книжка, заводил другую. К сожалению, по не зависящим от меня обстоятельствам дневники эти не сохранились. Я очень переживал их потерю. Кое-что удалось восстановить по памяти, правда, уже без многих деталей. Но вот 12 июля запомнилось во всех подробностях…» [200]

И далее идет кусок уже нам известный.

И теперь мы видим, что предпосланный Новиковым пассаж именно в этом месте совсем не случаен. Судя по всему, ему, в отличие от Рауса, не довелось по тем или иным причинам заглядывать при написании воспоминаний в Хранящиеся в архиве МО документы.

А по документам, как мы видели, 11 июля было выявлено движение немцев по линии Псков – Гдов, 12 июля в этом смысле никаких существенных изменений отмечено не было. Ляды же появляются впервые в оперативных документах только на следующий день – 13 июля. И в первом же документе, в котором упоминаются Ляды, есть одна странность.