Как-то раз был разговор с Инной, и мы поняли, что в отношениях между людьми всюду устанавливается естественным путем, если так можно выразиться, презумпция недоверия? надувательства? Между женщиной и мужчиной, начальниками и подчиненными, сослуживцами и, более широко – коллективами, предприятиями. Нельзя быть слишком хорошим: партнером, начальником, сослуживцем, подчиненным и так далее; иначе сядут на голову. Из этого начинают в конце концов исходить все. Я сказал Инне: что-то такое говорил Георгий Петрович давным-давно; при упоминании Георгия Петровича, Инна начинает обиженно дуться. Все мы заметили, что он часто пропадает допоздна. Однажды Инна спросила его:

–Папа, а ты где пропадаешь? Нам это непонятно!

И тут Георгий Петрович взвился; он стал кричать, что он взрослый человек, и не позволит другим вмешиваться в свою жизнь.

Инна молчала, вся в слезах, я сидел, не зная, что делать. Несколько лет назад они похоронили маму, и Инна до сих пор вспоминает ее. Но что же теперь, Георгий Петрович не имеет права на личную жизнь?

На работе мимо меня идет Анна Гавриловна, и останавливается.

–Ну, что, Сережа, сделал что-нибудь новое?

После моего ответа она говорит:

–Но ведь то, что ты делаешь – ерунда?

Я пожимаю плечами. Анна Гавриловна отходит. Я называю ее про себя – «пиршество женского тела»; так она когда-то выразилась. «Современные мужчины никуда не годятся». Рассказывает страшные истории: взорвался телевизор; продавцы избили девушку, и она выбросилась из окна; мальчик, дурачась, повесился на шарфе. Главное же – это «современные мужчины никуда не годятся»; ей хотелось бы, чтобы мужчина был более активен, пусть даже не по отношению к ней. В себе она уже отчаялась; все беды женского одиночества проистекают от тупости, трусости, равнодушия, пустоты современных мужчин. Она ездит на курорт, оттуда приезжает загорелая, с обвисшей кожей. Всегда лезет в разговор и моментально начинает противоречить, спорить. О Батурине: «Подумаешь, какой-то ведущий инженер». Разговоры о Черноморском побережье Кавказа, там она действительно бывала и хорошо все знает. Любит поговорить о свойствах человеческой натуры, и вообще… Немного философ. «Говорят, сейчас плохо. А так было всегда». А мужчины какие-то идиоты, одеваются, Бог знает как, говорят неизвестно что, отпуск проводят дома, ограничены. Как-то сказала:

–Так много людей с моей фамилией.

Володя:

–Пора отстреливать.

–В том году родилась я. Хорошо!

Володя:

–Что ж хорошего?

Приехал из Белорусского университета Козельский. Невзрачный человек, свою невзрачность он маскирует тонированными очками, длинными волосами, несколько развязными манерами. В дороге или здесь уже простыл, хлюпал носом, а может, так всегда; говорил, что не привык вставать в шесть, а – в девять-десять.

–Я люблю работать дома, один.

Видно было, что ему это нравится – видеть себя работающим на дому, свободным ученым, и что он относится с большим уважением к своим занятиям.

–Когда встаю рано, мне надо накачаться кофе, иначе потом болит голова. У вас здесь только на Горького можно попить кофе. Растворимый – это ерунда. Да и в зернах. Мне как-то привезли кофе из Африки. Выпил чашечку, и глаза на лоб полезли. А наш кофе дуешь, дуешь – и никакого эффекта. Из него паром удаляют кофеин.

Когда попрощались, и я пошел мыть руки, потому что в носу его что-то булькало со страшной силой, он сморкался. Он читал у меня толстый журнал. Я сказал:

–Это подборка молодых писателей.

–Молодых? Что-то уж больно по старому пишут. – (Писатели писали все больше о тайге, каких-то старых пастухах, охоте, и тому подобное) – Наших белорусов я принципиально не читаю. У них уровень еще ниже.

Приближается праздник – 23 февраля. Женщины стучат ножами, пахнет вареным яйцом: готовится салат с яйцами, картошкой и майонезом. Мужчины ушли наверх, там барахлит установка. Я сижу в парадном костюме, как белый ворон (хотя костюм черный); нахожусь на своем месте, делаю вид, что изучаю научный журнал.

Я иду в машбюро; оно расположено в отдельно, и подать материалы возможно только войдя в специальную комнату. Я захожу и вижу, что никого нет, значит, можно вместе с материалами поздравить старшую машинистку, я протягиваю ей шоколадку, говорю поздравления; улыбаюсь, и вижу, что она тоже поглядывает на меня благосклонно. Она в праздничном наряде.

Возвращаюсь. Уже появились мужчины; Батурин подходит к Лыковой за спиртом. Мнется. Лыкова:

–Я чувствую, вы за чаем пришли.

–Нет, я не за чаем.

–Я понимаю. Вам дать?

–Как? Прямо при всех?

–Конечно при всех, именно при всех.

Володя громко и решительно произносит:

–При свидетелях! Чтобы потом не отпирался!

Наконец, спирт выделен, начинается добавление воды; теперь надо подождать, идет остывание продукта.

Лыкова приехала в Москву по распределению девчонкой после университета. В метро сразу же срезали сумочку со всеми документами; хорошо, увидели – денег нет, и положили на пол рядом с ней.

Множество знакомств, которыми она явно (и преувеличено) гордится; занимается подпиской, распространением книг (выгодное дело, обмен).