–Скажи Лыковой, я больше не буду доделывать ни за кого работу. Если не может сделать сам, пусть не берется. Скажи, что он нарочно тянет с заданием, чтобы стало срочно, и только ты мог выполнить.

И вот, сделав все-таки работу, я так ей и сказал, причем при всех; Лыкова округлила глаза, сделала огорченное лицо.

–Мы всегда помогаем друг другу, как так можно?

–Это все время так. Как только Батурин собрался на охоту или еще куда-то, так остается за него работать. Что я – водосбросная яма? Я понимаю еще – Валя, у нее дети. А тут… Если будет так продолжаться, то у меня не останется ни времени, ни сил на другую работу.

–Я знаю, почему ты так говоришь. Потому что ты о себе беспокоишься, о своей работе. А Батурин, все знают сколько у него общественной работы.

Я не стал ей говорить, что надо в первую очередь делать работу, и если не хватает времени на нее, так и не пускаться в общественную, все это бесполезно. Итак, я оказался эгоистом, так она меня выставляла, я сказал:

–Если я буду тянуть все, то не хватит сил на работу с белорусами.

Белорусы – мой козырь; без меня они не выполнят эту работу, а она нужна Лыковой. Это мое выступление выслушали, делая вид, что им это вовсе не интересно, все присутствовавшие.

После обеда появился Батурин, у него был понурый вид; он приехал откуда-то с похорон.

–Бедный, даже осунулся, – сказала Лыкова, явно для меня.

Вот мол, человек с горем, а ты… Но он, уезжая, ничего не говорил мне об этом, приказывала Лыкова. Поэтому, подумал я, мне и сейчас неинтересно. Прошел час. Он обратился ко мне, спросил о работе.

–Я все сдал.

–Спасибо.

–Меня благодарить не надо, благодарите Лыкову, она мне приказала.

–Как же так, мы что-то не понимаем друг друга. Я ведь передавал тебе блокнот.

–Вы передавали технические подробности. А приказ я получил от Лыковой.

Инна, выслушав мой рассказ, сказала:

–Разве можно было при всех выступать против Лыковой?

Я подумал, что, возможно, здесь переборщил; можно было потихоньку, в деликатной форме поклепать на Батурина, пожаловаться, что завалил невмоготу, нарочно тянет с распределением заказов.

–Нет, – сказал я, – она мне при всех как солдатику приказывала, и я так и ответил. Надо показать зубы.

–Может быть, ты и прав, – сказала Инна.

(Еще я Лыковой сказал:

–Меня поразил еще ваш тон. О таких вещах, о доделках за кого-то, принято просить. А здесь какой-то ультимативный приказ.

–А что же ты думал, Сергей. Работа – это та же армия. Приказ – и исполнение.

Я поглядел на нее с изумлением; надо было сказать:

–Вы совершенно правы. Армия. Но не совсем.)

Я чувствовал облегчение и легкое возбуждение. «Надо показать зубы! Я вижу, что у них там только с экономических позиций на все смотрят. Я должен быть готовым к решительным поступкам. У меня хорошие работы по теме. Я найду себе работу». Я рассказал Инне о Рябове и Шарове, с которыми познакомился на конференции. Можно будет позвонить им, спросить о работе. «Я найду себе работу. Но думаю, до этого не дойдет. Я им нужен, без меня они никуда не денутся. Батурин – бездарь и лентяй.» И в таком возбужденном, приподнятом, боевитом настроении я провел вечер.

Вспомнилось еще, что когда я выступил против Лыковой, после подошла Кубацкая и прошептала:

–Как мне тебя жаль. Знаешь, ты совершенно прав. У меня так же было. Все работы делала, потом сказала: Анна Гаврилова пусть тоже работает. Сколько можно учиться и повышать квалификацию? Но ты знаешь, она до того дошла, что сказала: уходи из лаборатории. Она тебе этого не простит.

Но я был спокоен; я думал: я ей нужен. В этом, единственно, мое спасение.

На следующий день я вызвал Батурина в курилку и поговорил с ним. Я сказал:

–У нас есть производственная работа – наше основное. Все мы люди занятые. У вас общественная работа. У Вали дети. У Володи эксперименты. У меня – разработка методов расчета и НИР. Поэтому предлагаю разделить заказы поровну – на четверых.

Батурин был такой мягкий, как бы несколько удивленный моим вчерашним взрывом. Меня удивило то, что, во всяком случае внешне, они уверены в своей правоте, и убеждены, что мое поведение – это какое-то недоразумение, ошибка (по Батурину) или эгоизм, проявление непримиримых черт характера (по Лыковой). Батурин сказал:

–Это я догадываюсь, наверное, потому, что ты в последнее время работал не разгибаясь, так получилось. Мы ведь были в Харькове. – (Там они провели неделю. Приехали уже больше месяца.) – У нас раньше не возникало никаких таких трений. И странно, что ты так болезненно отнесся к просьбе закончить работу.

–Вы меня не просили.

–Просил, ну да ладно об этом.

–Дело в том, что это не в первый раз. Много уже было.

–Возможно. Ну и что? Если бы ты попросил меня, я бы нисколько не… с удовольствием сделал бы то же.