– Мама, а папа опять не проводит меня, да?

– Папа занят, милый.

– Да чем он вечно занят?!
– вскрикиваю и чувствую, что вот-вот расплачусь.

Мама склоняет голову.

– Жизнью.

ЖИЗНЬЮ. Хороша жизнь - почти не бывать дома! Не могу себе представить ситуацию, в которой дедушки так долго не было бы дома. Он бы с ума сошел! В свое время они с бабушкой даже работали вместе.

– Жизнью... А тобой он когда-нибудь бывает занят? Ну, или нами.

– А разве он не занят тобой, когда мы все вместе едем в Дымчатую?

– Опять защищаешь!
– я выбегаю из комнаты в слезах и знаю, что через пять минут мама придет, чтобы обнять и успокоить.

***

– Чего довольный такой?
– спрашивает мама.

– Ну, Дымчатая же.

Звонко стучат колеса электрички. Мимо проносятся дома. И поля. И леса. Дома-поля-леса, нанизанные на тянущиеся вдоль путей провода.

– Ты всегда этому рад. Сегодня прямо сияешь.

Дома-поля-леса. Провода.

– Ну... Потому что не на машине.

Дурацкое чувство. Радоваться, что тебя не подвергают мучениям и не пытаются усадить за руль, чтобы научить водить, но при этом грустить, что папа не с нами. Неприятно, когда эти два состояния борются между собой.

Мама касается моей ладони.

– Ты слишком категоричен, милый.

– Нет. Я не умею и не могу! Мне неудобно думать о стольких вещах сразу, - горячо говорю я.
– Вот бы научиться летать... Взлетел - и никаких тебе забот.

– Только прошу тебя - общайся с этим чудиком поменьше, ладно?

– Дядя Коля нормальный, мам!

– Да? А кто мне говорил, что он называет рельсы рунами?

– Ну ты же меня называешь милым. Разве я милый?

– Для меня - да.

– А вдруг для него рельсы это руны?

***

Дядя Коля. Его образ возникает перед глазами. Пусть он и странный, но мне нравится общаться с ним - в запасе у него десятки удивительных историй. Правда, когда я случайно слышу его разговоры с бабушкой и дедушкой, можно подумать, что дядя Коля - обычный старичок, разве что чуть-чуть с прибабахом. Зато когда мы остаемся одни и стоим на платформе, провожая отходящую электричку, закрадываются сомнения. Пусть его рассказы полны небылиц и пестрят фантазией, дядя Коля говорит вещи, о которых я часто задумываюсь.

Год за годом, когда электричка подъезжает к станции, он машет мне рукой, высунувшись из небольшого оконца сторожки. Каждый год, без исключения. Даже когда я приезжал на машине с родителями.

А вот он выходит из своей сторожки, держа в руке масляный фонарь. Ночь расходится в стороны. Шаркают ноги. Он поднимается на платформу и медленно бредет, косматый, словно Леший. По-хозяйски обходит свои владения. Иной раз мурлычет чего-нибудь под нос или насвистывает веселую мелодию.

И потом в комнату заползают запахи кедровых орехов и мяты. Но их ощущаю только я. Никто другой в доме ничего не замечает. Начинаю думать, что меня разыгрывают. Каждый день обшариваю чердак - вдруг где завалялась баночка с эфирным маслом? Упала и разлилась. Но нет. Вряд ли надо мной станут так шутить. Откуда же тогда эти запахи? Кедр и мята. Повсюду мята. Я стою на огромном зеленом листике. Шаг - и запах. Шаг - запах. Над головой зависают три кедровых орешка.

И мир преображается. Лист под ногами твердеет, зелень выцветает и оставляет унылую серость. Кедровые орехи испускают сияние и превращаются в три фонаря. Я оказываюсь на платформе. Рядом с дядей Колей. Он грустный.

– Как думаешь, Саш, может человек пожертвовать одной жизнью ради тысячи?

Очередной странный разговор. Я вспоминаю предупреждение мамы, но тут же стараюсь о нем забыть.

– А зачем это? Зачем жертвовать?

– Чтобы спасти.

– Если человек может спасти тысячу людей, почему не спасет одного?

– Можно отправить в космос ракету навстречу астероиду и уберечь всю планету. Но ракета разрушится.

– И хорошо, - радуюсь я, довольный, что подловил дядю Колю.
– Потому что ракета - не человек.

– Ладно, - кивает он.
– А если взять не ракету, а космический корабль, которым нужно будет кому-то управлять? И тебе нужно выбрать, кого отправить.

Я замираю.

– Ой...

Мне представляется ситуация. По телу бегут мурашки. Не хотел бы я оказаться в таком положении.

– И вот я назначаю своего знакомого капитаном корабля. Считается ли это убийством?

Я задумываюсь.

– А если он не против полететь?

– А если его не спрашивают?!
– дядя Коля повышает голос.

– Ой... Я... Я не знаю. Убивать же плохо. Но как же не спасти всех? Это, наверное, тоже зло?

– Да. Бездействие при возможности что-то изменить к лучшему или уберечь имеющееся. Поэтому необходимо отправить человека в полет. Ради всех. И подход к этой ситуации один - принцип меньшего зла.