Погони не было.

Немного успокоившись и рассчитывая выгадать, по крайней мере, пару минут, Глеб обдумал свое положение. Он решительно запутался. Поведение стражников, предпринятые ими действия и даже их взгляды не были похожи ни на что, ранее им испытанное. Так к нему еще не обращались, и он просто не понимал, что это сулило. Чего они от него хотели? Почему не попытались задержать как беглеца? Почему назвали «вашим просветительством»?

В голове роились десятки вопросов, но ответа ни на один из них не было. Словно возмутившись этому, мозг выдал одно объяснение, поначалу замаячившее где-то вдалеке на горизонте, однако по мере приближения становившееся все более отчетливым. Наконец, оно вплотную подобралось к Глебу и обожгло его, заставляя позабыть о других вариантах. Сомнений не было. Стражники над ним издевались. Просто задумали напоследок подшутить над пленником, судьба которого была предрешена. Следовательно, должно было пройти совсем немного времени до того, как те вышибут дверь, чтобы претворить в жизнь приговор.

Надо было торопиться. Глеб еще раз осмотрел свою роскошную клетку. Его глаза загнанного зверька хаотически бегали по предметам и, едва цепляя их, спешили к другим. Ни одна из многочисленных вещей не желала ему помогать, ни в одной из них он не видел своего спасения. Наконец, уделив внимание решительно всему, что находилось в комнате, взгляд мальчика утонул в плотной ткани штор.

Он подошел к окну, после недолгих поисков нашел в углу нехитрое приспособление – маленький рычаг, по-видимому открывавший его. В крайнем случае, можно было запустить в окно довольно твердыми на вид стульями или использовать зажатый в руке как спасательный круг канделябр. Но посмотрев вниз, Глеб обнаружил, что за время его отсутствия скалы успели убежать далеко вниз, и если в предыдущий раз расстояние до них было не так уж велико, то теперь от него стыла кровь в жилах. Однако другого выхода он не видел. Можно было, конечно, попробовать схлестнуться со стражниками лоб в лоб, но, скорее всего, «битва» закончилась бы довольно быстро из-за гибели одной из сторон.

Вздохнув, Глеб сдернул с постели огромную простыню и принялся разрывать ее, стараясь делать как можно ровные полосы. Закончив, быстро перевязал их концами. Получилась самодельная веревка, и довольно прочная, в чем он убедился, с силой подергав ее. Вопрос был в том, выдержит ли она его. Но времени проверять не было. С другой стороны кто-то уже поворачивал дверную ручку.

Перекинув сложенные несколько раз остатки простыни через плечо, Глеб в два прыжка оказался у окна. Посчитав, что рычаг застыл намертво, он уцепился за него и с силой потянул на себя. Тот поддался с легкостью, утягивая его за собой, и Глеб чуть не завалился на спину, успев, однако, вовремя ухватиться за штору. Приподнявшись и стараясь не смотреть вперед, чтобы не увидеть, как его плану настал конец, он, как крот, подполз к окну. В лицо, снимая неуверенность и страх, дунул теплый воздух. Глеб теперь уже смело поднял голову, но окна как в помине не бывало. Подобно двери отодвинувшись вбок, оно полностью вошло в стену, открыв путь к отступлению.

Это было весьма кстати, учитывая, что дверную ручку дергали все настойчивее, что в любой момент грозило перейти в полноценную атаку.

Не отвлекаясь на открывшиеся виды, Глеб ринулся обратно в поисках массивного предмета, который смог бы удержать его. Им оказался все тот же стол, за которым он завтракал, кажется, целую вечность назад. В пользу стола говорили и многочисленные блюда на нем, большинство нетронутых, утяжелявших его раза в два. Глеб обвязал конец простыни вокруг толстой ножки стола и пару раз с силой дернул ее, чтобы убедиться, что узел не развяжется. Затем опоясал веревкой самого себя, затянув ее как ремень, и задумался.

Благодаря проделанным ухищрениям он бы не упал, зато если стражники ворвутся в комнату до того, как он достигнет кромки воды или поверхности скал (впомнив их острые вершины, Глеб поежился), то они смогут за веревку же втянуть его обратно. Главным в таком случае было оказаться рядом с водой так близко, чтобы можно было обрезать простыню и прыгать. Глеб схватил со стола незамеченный им ранее почти игрушечный ножик, непредусмотрительно воткнутый кем-то в поросенка, и, довольный, что смог так быстро найти решение, бодро зашагал к окну.

У самого края он отметил, что, похоже, страже надоело возиться с дверью, и они пошли за тем, что могло бы ее выбить. Надо было торопиться. Глеб развернулся к двери, и, чувствуя, как улетучивается его уверенность, немного присев, ступил на внешнюю стену своей обновленной темницы, как вдруг раздался голос, заставивший его замереть на месте.

– Ваше просве... Глеб, -- сказала принцесса Клея с другой стороны двери тихо, но отчетливо. – Позвольте все объяснить. Прошу, впустите меня.

От неожиданности Глеб чуть не потерял равновесие, что грозило превращением его побега в свободный полет. Обеими руками ухватившись за простыню и натянув ее до предела, он замер. Дело было не в том, что появление здесь принцессы было крайне необычным. В конце концов, ее могли уговорить попросить его впустить стражу добровольно, чтобы не пришлось ломать наверняка дорогую дверь. Тем, что заставило Глеба на миг позабыть, что он должен бежать, и бежать быстро, был голос, точнее интонация, с которой она произнесла фразы. Простенькие фразы, с парой слов в каждой, но и этого хватило, чтобы уловить изменившееся к нему отношение. В голосе принцессы больше не слышалось надменности, недоверия и скрытой угрозы. На этот раз там были жуткий интерес, любопытство и даже... нотки почтения. Отметил он и то, что Клея обращалась к нему на «вы».

Почему-то Глеб верил, что принцесса говорила искренне, не пряча за спиной дубинку в виде толпы его палачей. Он оглянулся назад на бескрайнее море, голые скалы внизу и одиноко летящую в небе птицу. Все это означало свободу. И она была рядом, стоило только протянуть руку, несколько раз взмахнуть ногами, и можно было использовать второй шанс на спасение. Он рисковал, и риск был велик. Его жизнь была поставлена на кон, и выходить из партии проигравшим ему не хотелось.

– Глеб, можете выйти, когда будете готовы. Никто вас не побеспокоит, – вновь донеслось из-за двери, мешая ему сделать выбор.

Он не мог ждать. Лучше было умереть, чем проводить в неведении пусть даже пару минут. Пережитые испытания, когда он несколько раз мог и должен был погибнуть, когда без конца спасал других, и был спасен сам, словно притупили его чувства, в том числе ощущение опасности.

Будто забыв о существовании раскрытого окна, пребывавшего в центре его внимания все утро, Глеб рывком подтянул себя по простыне. Задвинув шторы и развязав узел на пояснице, он решил не отрезать пути к отступлению и забросил веревку под стол, еще раз зачем-то проверив, надежно ли та держится на ножке стола. Убедившись, что края белой простыни нигде предательски не выглядывают, он поднял с пола ставший для него кинжалом канделабр, заткнул нож за пояс и крадучись подошел к двери.