Начавшийся пожар двигался так быстро, что от него нельзя было убежать. Словно голодный зверь, огонь перепрыгивал с дерева на дерево, все мы вот-вот должны были стать его пищей. Пламя окружило становище со всех сторон, мы находились посреди огненного круга, и мои братья и сестры запели песни смерти. И тогда вперёд вышла эта маленькая старушка. Она не пела, не делала каких-либо жестов, просто стояла и смотрела на огонь. И вдруг небо почернело. Налетел ледяной ветер, принеся с собой дождь. Дождь такой силы, что его струи валили людей на землю. Я даже испугалась, что мы, избежав опасности сгореть заживо, вместо этого утонем. Когда вода встретилась с огнём, густой пар окутал лес плотной завесой. Потом он исчез, потух и огонь, оставив после себя влажные чёрные пеньки. Старая женщина лежала на земле и истекала кровью, точь-в-точь как вы только что.

— Он-на выж-жила? — стуча зубами, выговорил Ваэлин, растирая замёрзшие руки.

— Да, — кивнула Дарена и улыбнулась, — но прожила всего несколько месяцев. И, насколько мне известно, до смерти больше не пользовалась своим даром. Странно, но лето закончилось мгновенно, в тот самый день. Солнце и жара сменились ливнями и ветром, и только золотая осень принесла облегчение. Старуха объяснила мне, что слишком сильно нарушила равновесие, и требовалось время, чтобы все пришло в порядок. — Дарена протянула руки к огню, растопырила пальцы. — Наш дар, милорд, — это всего лишь мы сами. Он не приходит извне, он — часть нашей сути, как мысли или чувства. И, как любому усилию, ему требуется топливо, которое сгорает и питает его. Пока наконец огонь не выжжет нас дотла. — Она отдёрнула руку, лицо посерьёзнело. — Как ваш Первый советник прошу вас впредь быть осторожней.

— Что-то г-грядет, — тоскливо пробормотал Ваэлин, стискивая зубы. — Песнь предупредила меня.

— О чём?

«Лицо Лирны... И песнь, превратившаяся в визг...» Аль-Сорна закрыл глаза, отгоняя видение: он опасался, что песнь вернётся. Он знал, что ещё одного раза ему не выдержать.

— Я н-не знаю. Н-но среди одарённых есть тот, кто поможет нам узнать. Он живёт в месте под названием Тёмный анклав... Его зовут Харлик.

Дарена настаивала, чтобы Аль-Сорна отдохнул хотя бы один день, но он отказался. Забрался на Огонька, удерживаясь в седле усилием воли. Капитану Орвену пришлось даже поддержать его раз или два. Гвардейцев заметно смутила внезапная болезнь их лорда, однако им хватило ума не задавать лишних вопросов. Инша-ка-Форна между тем особой деликатностью не отличалась и адресовала Дарене несколько едких замечаний. Посмотрев на Орвена, который, судя по всему, неплохо продвинулся в изучении языка эорхиль, Ваэлин расхотел просить его перевести сказанное.

Холод начал оставлять его к полудню, и к тому времени, когда они разбили лагерь, дрожь полностью исчезла. Чего нельзя сказать о непрошеных видениях. Лицо принцессы так и стояло у него перед глазами. Будучи в плену, он никогда не искал её в песни — скорее из равнодушия, нежели из злости. Его гнев испарился в тот же день на причале Линеша, но с тех пор, кроме уважения к остроте её ума, он ничего больше к ней не испытывал. Её амбиции были слишком велики, а объединившее их преступление — столь ужасно, что на этой почве не могли взрасти ни приязнь, ни дружба. Впрочем, временами он чувствовал, что песнь тянется к ней, свиваясь в мелодию, подобную той, с какой он видел её в последний раз: плачущей в одиночестве. Однако Ваэлин всегда сопротивлялся такому повороту мелодии, сосредоточиваясь на Френтисе. Иногда — на Шерин. Но Френтиса он видел лишь какими-то обрывками, а Шерин все больше исчезала и расплывалась в тумане.

«Может быть, она просто чувствует, что наша любовь ушла?» — спрашивал он себя.

Теперь он понимал, что песнь крови не всесильна, что он может отыскать лишь тех, кого знает, кто каким-то образом запал ему в душу. И даже в этом случае чёткость видений изменялась. Его первые видения Шерин были яркими и отчётливыми, словно при взгляде в отполированное зеркало. Но со временем стекло помутилось. В последний раз он увидел её рядом с Ам-Лином во внутреннем дворике какого-то странного дома. Они беседовали с мужчиной в простой одежде и без оружия, по виду — бывшим воином. Ваэлин видел, что тот пытается не показывать своего глубокого уважения к Шерин, но взгляд все-таки выдавал его. Аль-Сорна знал, что когда-то и сам смотрел на неё так же. Видение исчезло, оставив в душе боль и сожаление. Целый год после этого он не пытался её искать. А теперь все, что смог найти, — ощущение прозрачного воздуха и огромной высоты, как если бы она стояла на вершине горы... Ещё он почувствовал, что она счастлива.

Путешествие в то место, которое сестра Вирула называла Тёмным анклавом, а Дарена — мысом Нерин, заняло почти неделю. Они ехали по лесам и горам, ночуя в селениях по пути, и Ваэлин мог оценить все трудности и преимущества жизни в Пределах.

— Я перебрался на север четыре года назад, милорд, — рассказывал щербатый лодочник из Счастливой бухты — небольшого порта, который обслуживал шахты, разбросанные в сорока милях от Зеркального залива. — Сызмальства работал на соленковских баржах, а потом адмирал загрёб меня под королевский флаг на три года. Теперь уж и флота того нет, половина его распродана за военные долги. И вот высадили меня на берег, а всего нажитого — только рубаха, что на мне. Делать нечего, нанялся на купеческое судно, шедшее в Пределы. Прибыл сюда голый и босый, а теперь, погляди-ка, и дом у меня, и жена с сыночком, и треть баржи моя.

— Не скучаете по Королевству? — поинтересовался Ваэлин.

— А чего мне по нём скучать? Там если кем родился — тем и пригодился, а здесь все в моих руках. А воздух какой! — Лодочник поднял голову и сделал глубокий вдох. — Он тут чище и слаще колодезной воды. Живя в Королевстве, я вечно кашлял.

Мыс Нерин выходил в серповидный залив, где волны лизали белый песчаный пляж. Там стояло около сорока крепких домов с толстыми каменными стенами, способными защитить обитателей от любой бури. Путники прибыли туда уже к вечеру. Из одного большого дома вышла целая толпа детей. Ваэлин не замечал здесь никаких признаков присутствия орденов Веры или гвардии.

Он направился к высокому зданию, рядом с которым бородатый блондин играл со светловолосым мальчиком лет пяти-шести. Ребёнок кидал камешки, беря их из кучки, сложенной у ног, а мужчина отбивал их палкой. Несмотря на возраст, у мальчика была крепкая рука, он швырял камни быстро и точно. Однако мужчина безошибочно отбивал все броски, его палка двигалась с такой скоростью, что временами напоминала размытое пятно. Завидя пришельцев, мужчина остановился и тут же вскрикнул — камень угодил ему в грудь.