— Голод — лучшая приправа, — заметила она после еды, и впервые за долгое время губы её тронула улыбка. Френтис, уже закончивший еду, промолчал. — Ты обеспокоен, — сказала она, подсаживаясь ближе и прижимаясь к нему. — Гадаешь, кто будет следующей жертвой, когда мы доберёмся до Варинсхолда? Хотя, я уверена, в глубине души ты это уже знаешь.

Френтис подумал, что лучше бы она и дальше продолжала молчать. Путы даже позволили ему высказать это вслух. Сейчас она редко связывала ему язык: похоже, её успокаивали его слова, как бы грубы они ни были. «Почему ты не сдохла тогда в Южной башне?» — хотел он сказать, но не решился. Что-то надвигалось. Близился момент воплощения её безумного плана, что бы это ни было. Теперь Френтис о многом догадывался и понимал, что это, скорее всего, может означать.

— Как насчёт сделки? — спросил он.

— Сделки, любимый? — искренне удивилась она.

— «Любимый»... — передразнил он. — Ты постоянно так меня называешь — и даже душой не кривишь, правда? За всю свою долгую жизнь ты в первый раз влюбилась.

Её лицо сделалось непроницаемым, разве что в глубине глаз плеснулось лёгкое беспокойство. Она кивнула, видимо, ожидая очередного укола или ехидного замечания.

— Ты меня хочешь, меня всего, — продолжил он. — И я в твоём распоряжении. Мы будем вместе. Мы останемся вместе так долго, как ты сама захочешь, и тебе не придётся больше меня принуждать. Я никогда не выступлю против тебя. Мы уйдём вместе, отыщем какое-нибудь забытое людьми место и поселимся там: мы вдвоём, ты и я.

Идеальную маску её лица нарушил лишь едва заметный изгиб губ и лёгкое подрагивание ресниц.

— Ты читаешь в моём сердце, — произнёс Френтис. — И знаешь, что я честен сейчас.

Когда она заговорила, её голос был тусклым, но отчего — от злости или от чёрной тоски, Френтис понять не мог:

— Думаешь, это меня удовлетворит?

— Это то, что я могу тебе предложить.

— А что взамен?

— Свернуть с этого пути, перестать убивать. Забыть о Варинсхолде.

Она закрыла глаза и отвернулась. её точёный профиль багровел в пламени костра.

— Когда я была так же юна, как ты сейчас, я познала ненависть. Ненависть столь же жгучую и восхитительную, как любовь. Ненависть, которая смогла пробиться сквозь пустоту, слившись с даром песни, и эта песнь достигла нужных ушей, чей обладатель предложил мне сделку. И я её приняла. Заключила договор и пролила море крови. Увы, любимый, твои условия мне не подходят.

Женщина открыла глаза и взглянула на Френтиса. Она казалась грустной и смущённой, настолько, что ему больно было на неё смотреть.

— Вот ты толкуешь о забытых местах. Но для Союзника не существует таких мест. Неужели ты не можешь понять, что наш единственный шанс — воплотить его план? Подарить ему вожделенный миг триумфа, последний мазок в его великой картине, и только после этого мы можем пытаться написать свою собственную. Тогда, любимый, я тебе обещаю, нам не потребуется бежать на край мира. Мы подарим ему победу, а потом сожжём его холст вместе с ним самим.

Френтис отвернулся. Женщина прижалась к нему, обняла за талию, положила голову на плечо.

— Я хочу тебя убить, — сказал он. — Ты должна это знать.

Она поцеловала его в шею, и он не отклонился, хотя путы ему позволяли.

— В таком случае, любимый, — прошептала она, и жаркое дыхание опалило его кожу, — ты обречён, а вместе с тобой — и все души этого мира.

Они прятались ещё три дня, пока не убедились, что поиски прекращены, а в лесах больше не слышится собачий лай и не видны костры солдат. Тогда они продолжили путь на север, по-прежнему оставаясь начеку, избегая дорог и не отваживаясь даже обокрасть какой-нибудь крестьянский дом. Женщина была теперь полностью поглощена своей целью и не собиралась рисковать. Она мало разговаривала и не пользовалась по ночам его телом. Они просто шли, спали, ели — и только.

Через две недели они вышли на равнины и увидели дорогу к мосту через Соленку. Оба сильно похудели и приобрели одичалый вид, что женщине, кажется, даже нравилось.

— Беглые рабы редко едят досыта, — сказала она в ночь перед тем, как они вошли в город.

Разбили лагерь на берегу реки, в нескольких милях вверх по течению выше моста, опасаясь попасться на глаза чрезмерно бдительным стражникам. Денег на оплату пошлины у них не было.

— Мы с тобой познакомились в ямах, — сказала она ему. — Двое рабов, предназначенных для разведения. Меня похитили ещё ребёнком из какого-то дикого северного племени, неважно какого. Они все там очень воинственны, и многие из куритаев — потомки всякого северного быдла. Я боялась, что ты будешь как зверь удовлетворять свою похоть, используя моё невинное тело, но ты оказался добр ко мне, мы полюбили друг друга и со временем смогли сбежать. О нашем путешествии через всю империю можно сложить страшную и волнующую сагу. В Воларе нам удалось пробраться на судно, идущее на запад, и вот наконец мы добрались до варинсхолдского порта, где тебя признает добрый лорд. — Она усмехнулась, заметив его удивление при словах о добром лорде. — Это старая заготовка, любимый, таких орудий у Союзника хватает.

Ранним утром, в рассветном тумане, стоящем над водой, они переплыли реку. Когда подошли к западным воротам города, гвардия оттеснила в сторону желающих войти пешеходов и махала алебардами подъезжающим повозкам, чтобы те сворачивали на обочину. Вскоре выяснилась причина переполоха: из ворот показались солдаты. Френтис узнал штандарт тринадцатого пехотного полка — кабан с красными клыками. Полк был полностью уничтожен под Унтешем: по-видимому, его возродили. Позади развевалось знамя шестнадцатого — чёрный медведь. Полки двигались один за другим: судя по всему, на марш вышла вся армия. Из толпы зевак донеслись слова «Кумбраэль» и «владыка башни».