Они сели на корабль ещё до рассвета, успев отплыть с утренним отливом. Четыре дня спустя судно бросило якорь в Динеллисе — огромном, даже больше Миртеска, шумном порту. Место госпожи и телохранителя вновь заняли муж и жена, только на сей раз она надела «маску» испуганной мышки, а Френтиса заставила играть роль властного спесивца, избалованного сынка мельденейского купца, присланного проследить за торговыми делами отца. В Динеллисе их ждала очередная жертва — круглолицый трактирщик, которого Френтис громогласно принудил присоединиться к ним на веранде и выпить бокал вина. Там они его и оставили. Он сидел, невидяще глядя на бухту, а чаша покоилась на его обширном животе.

Дни становились кошмарно однообразными, по мере того как они пробирались все дальше на север. Френтис не мог уловить в её списке ни малейшей закономерности. Деревенская прачка, жившая в десяти милях от Динеллиса, два дня спустя — дюжий батрак, а ещё через день — полуслепой и полуглухой старик. Если бы Френтис своими глазами не видел, как мужчина со странно знакомым голосом передавал ей этот список, он решил бы, что это повредившийся рассудок приказывает ей убивать совершенно случайных людей. Но хладнокровие, с которым она совершала убийства, убедило его, что она делает это совсем не ради развлечения. Напугавшая его жестокость, с которой она расправилась со стариком в Гервеллисе, сменилась невозмутимой деловитостью. Убивала ли она сама или принуждала его сделать это, всё продумывалось до мелочей. Они наблюдали за жертвами и убивали, как только предоставлялась возможность, — быстро, если не сказать чисто, успевая уйти до того, как поднималась тревога.

Плотник из Вареша. ещё один судья, на сей раз из Раваля. Главарь шайки разбойников в западных холмах.

— Ну, этот-то точно был мерзавцем. — Склонив голову набок, она стояла над телом бандита и вытирала кровь со своего меча.

Френтис едва избежал удара копьём от последнего из бандитов, окровавленные трупы остальных пяти валялись на земле. Отыскать разбойничий лагерь было непросто, им пришлось несколько дней выслеживать их в каменистых холмах. Когда наконец они напали на след, женщина не стала ждать темноты, она решила атаковать и убить всех разом.

— У нас нет времени для рыцарских турниров, любимый, — сказала она.

Главарь дрался яростно, но недолго. Когда он упал, его люди не разбежались прочь, доказав, что истинная дружба и уважение встречаются даже среди отребья. Последний разбойник, чьи длинные волосы были заплетены в тугие косички, а вокруг глаз и рта виднелась россыпь декоративных шрамов, принялся проклинать Френтиса, поливая его непонятной альпиранской бранью, и удвоил напор. Но, разгорячившись, он так сильно размахнулся зазубренным копьём, что сам подставился под удар. Сапог Френтиса угодил ему прямо в челюсть. Потеряв сознание, бандит рухнул на пыльные камни.

— Он нас видел, — сказала женщина, принудив Френтиса взять меч и опустить его на горло бандита...

...бок зудел нестерпимо, так сильно, что он удивлялся, как ещё не вспыхнула его рубаха, ослепив женщину...

...лезвие упало, перерубив позвоночник. Мужчина дёрнулся и умер.

Они забрали разбойничьих лошадок — приземистых, толстоногих животных чуть крупнее пони — и поскакали на север. К вечеру кони выдохлись, но женщина продолжала их гнать, пока к утру те не пали. Дальше два дня шли пешком, пока не показалась наконец Альпира — столица империи.

— Великолепный город, да? — спросила она. — Дороги они строят дерьмовые, зато города...

Альпира напоминала огромную ячеистую сеть, образованную рядами стоявших вплотную домов и башен, её обрамляли мощные стены пятидесяти футов толщиной. В иных обстоятельствах у Френтиса захватило бы дух от такого зрелища, но сейчас в голове у него смердели трупы. Батрак, оторвавшись от плуга, поднял затёкшие руки и подошёл к ним, широко улыбаясь, — решил, наверное, что путешественники хотят спросить у него дорогу. Френтис перерезал ему горло ударом кинжала, а затем они стояли и смотрели, как жизнь вместе с кровью вытекает из упавшего тела.

— Видишь? — Женщина указала пальцем на сверкающий под вечерним солнцем купол. — Императорский дворец. Каждый дюйм этого купола покрыт серебром. Интересно, что будет, если всё это поджечь? Разбив лагерь на ближайшем холме, они глядели, как на город опускается ночь. Тени удлинились, и в сумерках город постепенно превращался в противоестественно идеальную паутину огней. Женщина достала из мешка вощёный пергамент, развернула, проглядела все имена и бросила свиток в костёр, где он почернел и скукожился, пожираемый язычками пламени.

— Ты до сих пор так ничего и не понял, не правда ли? — спросила она. — Не понял, зачем нужны эти убийства?

Френтис продолжал молча смотреть на догорающий клочок пергамента.

— Ты знаешь, что такое ясновидение? — не отставала она.

Ему хотелось проигнорировать и этот вопрос, но он понял, что вообще-то не прочь узнать, зачем его заставили пролить столько крови. Возможно, если во всём этом обнаружится некий смысл, жуткие призраки оставят его в покое?

— Я слышал о таком, — ответил Френтис. — От брата Каэниса, он много чего знал.