Аль-Сорна повернул коня, вырываясь из хватки аспекта.

— Не к чему мне возвращаться. И покончим с этим.

Гвардейцы тем временем занялись Илтисом, утаскивая его прочь. Рива спешилась, чтобы забрать нож.

— И я вовсе не его шлюха, понял? — заорала она вслед Тендрису, за которым трусили его приспешники в плащах. — Я его сестра! Слышишь, ты?

— Родственные души, значит?

— Я полагал, вы поладите, — ухмыльнулся, пожимая плечами, Ваэлин. — Тендрис так же предан Вере, как ты — Отцу Мира.

— Твой Тендрис — сумасшедший еретик, погрязший в заблуждениях. Я же не...

Аль-Сорна улыбнулся и, не дослушав, поскакал вперёд.

Варинсхолд остался позади, они выехали на северную дорогу. Алорнис замкнулась в угрюмом молчании, окружённая эскортом из конных гвардейцев. По-видимому, король желал, чтобы Тёмный Меч во что бы то ни стало добрался до места назначения.

Ещё спустя милю показался зловещий замок из чёрного гранита. Пониже кумбраэльских — внутренняя стена всего каких-то тридцать футов высотой, однако этот был больше и мощнее, площадью в несколько акров. На башнях не развевались флаги, и Риве стало интересно, какой же это азраэльский аристократ имеет возможность содержать подобную твердыню. Аль-Сорна ехал чуть впереди, она пришпорила кобылу, догнала его и пристроилась рядом.

— Что это за сооружение?

Ваэлин посмотрел на замок, и лицо его внезапно погрустнело — таким Рива его ещё не видела.

— Подождите меня здесь. Передай капитану, что я вернусь примерно через час.

С этими словами он поскакал к воротам. Подъехав, спешился и ударил в колокол, висящий на столбе. Лица Ваэлина не было отчётливо видно, однако Риве показалось, что на его лице появилась приветственная улыбка. Ворота открыл высокий человек, Аль-Сорна въехал внутрь, и оба они исчезли из виду.

— В тот день, когда он вошёл в эти ворота, наш отец видел его последний раз. — Алорнис остановилась поодаль, неприязненно глядя на замок.

— Так это замок Шестого ордена? — уточнила Рива.

Алорнис кивнула и спешилась. Двигалась она замечательно ловко, как бывалая наездница. Сунула что-то в рот своей белоносой кобылке, и та с удовольствием захрумкала угощением.

— Кусочек сахара — и лошадка твоя навеки, — сказала Алорнис, погладив животное по крупу, затем потянулась к седельным сумкам. — А мы тем временем можем заняться кое-чем поважнее.

«Это же не я».

Девушка, смотревшая на неё с пергамента, была очень красивой, с густыми блестящими волосами и яркими глазами, живущими, казалось, своей жизнью, только носик был чуть кривоват. Алорнис наверняка ей польстила, но Риву восхитил и даже немножко напугал талант художницы. «Всего лишь уголёк и пергамент, — удивлялась она, — а лицо как живое».

— Надеюсь, в Северных пределах найдётся холст и краски, — сказала Алорнис, дорисовывая тени под идеальным точёным подбородком Ривы. — Это надо будет обязательно написать как следует.

Они сидели под ивой неподалёку от замковой стены. Аль-Сорна находился внутри уже два часа.

— Ты не знаешь, зачем Тёмный Меч сюда вернулся? — спросила Рива у Алорнис.

— Я начинаю подозревать, что мне не дано понять своего брата. — Та оторвала взгляд от наброска. — А почему ты называешь его «Тёмный Меч»?

— Так его зовёт мой народ. В четвертой книге есть предсказание о появлении грозного воина-еретика, чей меч будет направлять сама Тьма.

— И ты веришь в эту ерунду?

Рива покраснела и отвернулась.

— Любовь Отца — не ерунда. Вот ты считаешь свою Веру ерундой? Все эти бесконечные поклоны перед воображаемыми тенями предков?

— Лично я никому поклонов не отбиваю. Мои родители были приверженцами Восходящего Учения, которое утверждает, что совершенство и мудрость достижимы с помощью правильных слов, поэзии и песен: они открывают секреты души, а с ними — и всего мира. Родители таскали меня на свои собрания, тайные в те дни. Мы собирались в укромных подвалах и читали наши тексты. Матушка всегда сердилась, когда подходила моя очередь читать, потому что я то и дело хихикала, настолько глупым всё это мне представлялось.

— Небось лупила тебя потом за ересь, да?

— Лупить? Меня? — Алорнис изумлённо заморгала. — Разумеется, нет!

Рива снова отвернулась, сообразив, что допустила ошибку.

— Рива! — Алорнис отложила набросок и, подвинувшись поближе, коснулась её плеча. — А тебя... Тебя кто-то...

«Грязная, забывшая Отца грешница!»

— Нет! — Рива отшатнулась, вскочила и спряталась за стволом ивы, в то время как слова священника преследовали её: «Я знаю, что за гнойник зреет в твоём сердце, девчонка. Я видел, как ты смотрела на её...» Удары тростниковой палки отмечали каждое слово, а она стояла очень прямо, руки по швам, и ей не разрешалось ни пошевелиться, ни заплакать. «Ты изгадила Книгу Разума! Ты изгадила Книгу Законов! Ты изгадила Книгу Страшного Суда!» Последний удар в висок заставил её упасть на пол сарая, усыпанный соломой, где она и осталась валяться, оглушённая, истекающая кровью. «Я бы должен убить тебя, но твоя кровь — твоя защита. Деяние, возложенное на нас Самим Отцом, — твоё спасение. И если мы хотим достичь успеха, мне придётся выбить из тебя твой грех». И он выбивал. Выбивал до тех пор, пока боль не стала невыносимой и Риву не поглотила тьма...