Андерсон, стр. 114–115

Благодетельные законы России ограждают нас от всяких преследований за мнение наше о вере. Не взирая на это, мы сверх всякого ожидания встретили горькое преследование (…).

«Ограбление церкви и людей»

Так как путешествовать мне предстояло, может быть, и теперь еще предстоит по серебряным берегам Урала, где благочестивые уральцы, а особенно уралки, нашему брату [не] раскольнику воды напиться не дадут, то я и заготовил для трудного пути сей необходимый копченый продукт. Не знаю, чем восхищается в уральцах этот статистико-юмористик и вдобавок враль Небольсин? Грязнее, грубее этих закоренелых раскольников я ничего не знаю. Соседи их, степные дикари киргизы, тысячу раз общежительнее этих прямых потомков Сеньки Разина. А помянутый враль в восторге от их общежития и мнимого гостеприимства. Верно, ему пьяному в грязном погребке диктовал какой-нибудь Железнов статейку под названием «Уральские казаки», а он под веселую руку записал да и посвятил еще В. И. Далю. Бессовестны, вредны и подлы, наконец, такие списатели.

Шевченко Т. Г.

(…) пока уральцы на службе, все принадлежат к Церкви; как только чиновник получает отставку, сейчас обращается в раскол, чтобы приобрести популярность, которая ему тогда нужнее, чем милость начальства – популярность и слава сектатора дают ему вес и влияние в рядах оппозиции, ревниво охраняющей казачьи права и вольности.

Витевский, стр. 5

Он отказался выпить с нами чаю, – скромно и не объясняя причины (на Урале многие не пьют чаю, считая это грехом), но охотно взял яблоко, которое, впрочем, так и держал все время в руке (дело было еще до яблочного Спаса).

Короленко, V

Проклятов, как человек бывалый и обтертый, хоть и не решился бы есть из одной посуды с киргизом или калмыком, «с собачьей верой», но нашего брата не совсем чуждался, а признавал человеком, таки разве мало чем хуже себя. Поэтому он готов был есть с нами из одной чашки, пить из одного ковша (…) но хозяйка его была на этот счет других мыслей и старинных правил: за хлеб-соль она ни с кого и ни за что не взяла бы платы, потому что это смертный грех; но посуды своей она «скобленому рылу» не подала бы также ни за что, а полагала, что собаку, собачьей веры татарина и нашего брата-бритоусца можно кормить из одной общей посуды. Старик в этом не смел больно с нею спорить, а то бы она ему самому, как поганому, поставила щец на особицу, в черепке, как делывала каждый раз, когда муж приходил из походу, покуда не принял еще от своих очистительную молитву.

Даль

(…) в поездках моих по войску, я не нашёл в уральцах той нетерпимости и религиозной ненависти, которая вообще характеризует наши расколы. Не многие, разве, из числа отживших свой век или терпевшие в старые годы преследования за свои религиозные убеждения, смотрят недоброжелательно на так называемых ими никонианцев, большинство же не обнаруживает в отношении их, ни словом ни делом, враждебных чувств и сходится с ними несравненно легче, чем где либо. Женщины, впрочем, составляют и здесь главную опору раскола: оне несравненно изувернее мужчин, больше держатся старых обрядов и, пользуясь влиянием в семействах, стараются всеми силами поддержать старую веру. Странствующие раскольничьи попы, старцы и старицы, иночествующие в скитах находят в них постоянное сочувствие и поддержку.

Рябинин, стр. 281

Старина всегда была дорога и привлекательна для Уральского войска, потому что представление о старине напоминало ему золотой век казачества, казачьи вольности, свободу и народоправство. Совершавшееся на глазах казаков постепенное ограничение их прав и привилегий, отнятие у них автономии, порождали и закаляли в уральских казаках нетерпимость ко всякого рода новшествам: каждую новую меру, каждое распоряжение духовной и военно-гражданской власти уральцы встречали с недоверием, и, при первой возможности, старались противодействовать им.

Витевский, стр. 51

Всё это были или суровые седовласые старики, или же средних лет мужчины, все с выстриженными маковками, подстриженные в кружало и одетые кто в халат, кто в кафтан со сборками. Некоторые привезли с собою мешечки с книгами; в кармане у каждого лежала лестовка (ременные чётки), маленькая икона и книжка с 12-ю избранными псалмами преп. Пахомия. Всё это было взято для молитвы в дороге и составляет неотменные атрибуты каждого путешествующего старообрядца безпоповской секты. На ряду с этими принадлежностями каждый член собора привез с собою особую чашку и ложку, так как из чужой посуды, как еретической, старообрядец боится заразиться антихристовой скверной.

(…)

В заключение собор выслушал заявления некоторых членов о том, что многие из их христиан ходят в трактиры и там пьют и едят из общей посуды с еретиками. «Большая слабость пошла между нашими старообрядцами, особенно между купцами», – подтверждали другие.

Собор постановил: предписать всем обществам, чтобы никто из старообрядцев в трактиры и гостиницы не ходил, совокупно с еретиками из одной посуды не ел, бесовскую мусикию (музыку) не слушал, пения любодеиц в капищах (театрах) отвращался; если же кто впадёт в сии грехи, то на первый раз да будет наказан 15-дневным постом при сухоядении и правиле 1000 поклонов, во второй раз – 6 недель.

Описание депутатов съезда и одного из решений съезда,

С. Л.

Население Уральского войска состоит из старообрядцев, подразделяющихся на разные толки и секты. А кому неизвестна глубокая привязанность старообрядцев к старине и устойчивое недоверие, с каким они встречают всякое нововведение. Школы, в глазах населения, были делом совершенно новым и, как нововедение, были встречены с боязнью и недоверием. Долго, да пожалуй и бесполезно было бы ждать, когда жители сами сознали бы потребность в образовании и, по этому, войсковое начальство приняло инициативу в этом деле на себя. Не мало потребовалось трудов и времени, чтобы завести первыя школы и приобрести для них достаточное число учащихся. Развитие школ возможно было тогда только, когда польза их сделается очевидною и оне приобретут к себе доверие народа. В этих видах с 1866 года всё внимание войсковаго начальства было устремлено на то, чтобы по возможности увеличить число школ, дать им правильное устройство, снабдить их всем необходимым; одним словом, привести их в такой вид, чтобы оне вполне соответствовали предположенной цели и оправдали возложенныя на них надежды.