Я обняла розочку ладонями. Я глядела на Саркана по ту сторону от лепестков и пыталась почувствовать его руки поверх своих, и кончики пальцев, чуть задевающие мою кожу, и соприкосновение наших ладоней. Я позволила себе вспомнить пугающий жар его губ, и как сминались шелк и кружево под нашими телами, и как я ощущала его близость всем своим существом. Я дала волю гневу, я думала о том, что узнала, — о его секретах и обо всем, что он скрывал; я выпустила розу и вцепилась в его камзол — чтобы встряхнуть Саркана, наорать на него, поцеловать его…

Он заморгал и посмотрел на меня. Где-то позади него пылало пламя. Щека его почернела от сажи, в волосы набился пепел, глаза покраснели; огонь в очаге затрещал — это трещали деревья вдалеке, охваченные пожаром.

— Ну? — бросил Саркан хрипло и раздраженно: да, это, конечно же, был он. — Не знаю, чем уж там занимаешься ты, но долго говорить мы не сможем. Мне нельзя отвлекаться.

Я смяла ткань под пальцами, чувствуя, как разлохмачиваются стежки. Чешуйки раскаленного пепла жгли мне руки, пепел забивался в нос и в рот.

— Что происходит?

— Чаща пытается захватить Заточек, — промолвил Саркан. — Каждый день мы выжигаем ее, оттесняя назад, но мы уже потеряли целую милю земли. Владимир прислал нам на подмогу солдат с Желтых Топей — сколько смог выделить, но их недостаточно. Король даст нам людей?

— Нет, — отозвалась я. — Он… они начинают новую войну с Росией. Королева сказала, Василий Роский отдал ее Чаще.

— Королева заговорила?! — резко вскинулся Саркан. И я снова ощутила в горле то же самое неуютное покалывание страха.

— Но Сокол наложил на нее прозревающее заклинание, — промолвила я, уговаривая не столько его, сколько сама себя. — Ее испытывали покровом Ядвиги. В ней ничего нет. Нет ни следа порчи, никто так и не увидел ни клочка тени…

— Порча не единственное орудие Чащи, — отозвался Саркан. — Самая обычная пытка точно так же способна сломить человека. Чаща могла нарочно отпустить ее, закабалив и подчинив своей воле, но не оставив отметины, распознаваемой магическим взором. Или могла вложить в нее что-нибудь или что-то ей подбросить. Плод, семя… — Саркан прервался, оглянулся на что-то, для меня невидимое. Резко крикнул: — Отпускай! — и рывком высвободил свою магию.

Я упала навзничь, ударилась о пол, больно ушиблась. Розовый куст рассыпался пеплом в очаге и исчез, а вместе с ним и Дракон.

Кася метнулась поддержать меня, но я уже поднималась на ноги. Плод, семя…

Слова Саркана заронили мне в душу страх.

— Бестиарий, — крикнула я. — Балло собирался произвести над ним обряд очищения. — Голова у меня все еще кружилась, но я развернулась и кинулась прочь из комнаты. Нельзя терять ни минуты! Ведь Балло собирался рассказать о книге королю. Кася бежала рядом, поддерживая меня на ходу: поначалу ноги у меня подгибались.

Мы нырнули на первую узкую лестницу для слуг — и услышали крики. «Поздно, слишком поздно», — подсказали мне ноги, топоча по камню. Откуда именно доносятся голоса, я не понимала: раздавались они где-то вдалеке и странным эхом прокатывались по замковым переходам. Я промчалась в направлении Чаровницкой, мимо двух изумленных горничных, которые вжались в стену, сминая в руках стопки белья. Мы с Касей развернулись ко второй лестнице на первый этаж, и тут внизу затрещало белое пламя, отбрасывая на стены угловатые тени.

Слепящий свет померк. Через всю лестничную клетку пролетел Солья, врезался в стену и расквасил себе нос. Мы, спотыкаясь, сбежали вниз. Маг распластался по противоположной стене, не двигаясь; открытые глаза осовело глядели в никуда, из носа и рта сочилась кровь, грудь исполосовали неглубокие кровавые царапины.

Тварь, что выползла из коридора, ведущего к Чаровницкой, заполнила собою почти все пространство от пола до потолка. Это был не столько зверь, сколько кошмарное нагромождение отдельных частей — голова чудовищной собаки с одним-единственным громадным глазом посреди лба, рыло утыкано неровными иззубренными остриями, походившими скорее на ножи, чем на клыки. От разбухшего тела, целиком покрытого змеиной чешуей, отходили шесть массивных, мускулистых лап с львиными когтями. Тварь взревела и кинулась на нас так проворно, что я даже сообразить не успела, куда бежать. Кася схватила меня и потащила назад вверх по ступеням. Чудище встало на дыбы и сунулось в лестничный колодец, завывая, клацая и лязгая зубами; из разверстой пасти клубилась зеленая пена. Я крикнула: «Полжит!» — отпихивая его голову. С лестницы хлынул поток огня и обжег зверю морду: тот взвизгнул и вновь втянулся в коридор.

В чешуйчатый бок со смачным чавканьем впились два тяжелых арбалетных болта; чудище зарычало и выгнулось. За его спиною Марек отшвырнул арбалет: перепуганный и неуклюжий молодой оруженосец рядом с принцем уже сдернул для него со стены копье и теперь стискивал древко в руках, растерянно глядя на тварь. Он едва догадался разомкнуть пальцы, когда Марек выхватил копье у него из рук.

— Беги зови стражу! — крикнул он мальчишке. Тот, очнувшись, кинулся исполнять приказ. Марек ткнул копьем в голову чудища.