— Не, небеса хмарые, с дырками и бегут — знать, тёпло будет. Ладно, тут до Зябликова лыжня есть, по ней, что ли, двинем?

— Давай. Ваньк, с горок поедем. Там, знаешь, какие горки?

— Знаю, пап, мы ж с Андрейкой бывали там, — Ванька вспомнил, что до сих пор с Андрейко-то и не помирился. — Надо будет с ним сходить, может, простит тогда.

— Не помирились ещё, что ли?

— Обиделся он всерьёз, слушать не хочет, — угукнул вдруг расстроенный Ванька.

— Ладно, пройдёт. Только ты, Ванятк, друзьями не разбрасывайся. Друзья они, ой, как нужны по жизни! Да, отец?

— А то ж, конечно, — ответил дед Андрей, направляя свои лыжи на юго-восток по едва заметной лыжне.

Они шли по полю, слева тянулось ЛЭП. Дед шёл первым, малого запихнули в середину, замыкал Пётр. Ванька шустро перебирал своими коротким ножками, поспевая за размеренным шагом деда. Пётр подбадривал и развлекал сына, дыша ему в спину.

— Вань, как устанешь, сразу скажи, я тебя на буксир возьму.

— Не, я не устану, пап, — тот уже разрумянился и голосил пока бодро.

— Ты не мельтеши так часто. Старайся шаг длиннее делать, скользи. Гляди, как дедушка делает.

А дед, действительно, красиво шёл на этих широченных лыжах, плавно отталкиваясь палками.

Их троица рассыпанными точками нарушала белизну поля. Было безлюдно. Шумел ветер, навевая тепло с юга. Вскоре они подобрались к оврагу. Склон был круг и неровен. Дед поехал первым, заложил дугу, ухнул, удержав себя на кочке, притормозил.

— Давай, Ванёк! — позвал следующим внука. У того забилось сердце, но он, преодолевая, подошёл на стартовый приступок.

— Не бойся, чуть плугом ставь, да поверни в середине, — напутствовал отец. — Давай, пошёл!

И Ванька пошёл. Он распрямил и запараллелил лыжи, отчего понесся со свистом, лишь уши шапки заболтались на ветру. Подпрыгнув на кочке, раскорякой он разметал руки ноги, палки вскинулись выше головы… Приземлился с хрустом и шмяком. Отец стремительно слетел вниз. Скинув лыжи, бросился к сыну. Подъехал и дед. Ванька обалдевшими глазами глядел на мужиков. Вдруг начал смеяться.

— Как я летанул-то, а? И совсем даже не испугался.

Глядя на него, начали смеяться и отец с дедом. Потом уж проверили, ничего не сломал ли? Ванька был цел, невредим и даже не повредил снаряжение.

— Вот только бабкиным пирогам каюк пришёл, — достал смятый кулёк дед Андрей из Ванькиного рюкзачка.

— Но так-то, Ваньк, ты не очень хорошо прошёл спуск, прямо скажем даже — плохо прошёл.

— Ладно, научится ещё. Зато крепкий он. Вона, как летанул и ничего, посмеялся только.

На самом деле, Ванька трухнул сразу, как только поехал. Не сумев сделать лыжами ничего из требуемого отцом, он летел, уже плохо соображая от страха, подобравшись всем телом. Но организм, тренированный на горках с друзьями, держался и лишь крепкий бугор выбил его из седла. Но с приземлением повезло, поэтому сейчас и посмеивались все дружно.

Наверх карабкались с лыжами в руках, переступая валенками по неровным, осыпающимся ступеням крутого оврага. Выбрались наверх, перевели дух. Зябликово темнело чуть поодаль; уже застелились вьюнки дымков, прижимаемые ветром. Деревня встречала новый день и год, озябливо стряхивая ночной снежок с крыш.

— Сейчас уже скоро выйдем к этой дороге новой, — пыхтя, никак не отдуясь от подъёма, сказал дед Андрей. — Прямо туда и пойдём, — кивнул он на юг.

Они снова надели лыжи и неспешно двинулись. Лыжни уже никакой не было, и первым пошёл Пётр, торя широкие полосы лыжни. Ванька, немного ещё потрясённый, частил уже меньше, примеряясь к размеренному ходу отца.

Пройдя берёзовый перелесок, они выпали сразу к новой дороге. Пустынная полоса простиралась с востока, где возле Бесед высился мост через Москва-реку; на западе дорога терялась в лесистом повороте после пересечение с Каширским шоссе.

— Вот, таким образом, они обозначат по кругу новую черту, значит, вокруг Москвы, — дед махнул палкой направо. — Будут машины здесь шнырять, не пройти, не проехать, — напророчил он.

Сейчас же была тишь, асфальт присыпан белым, лишь один след грузовика виднелся на дороге. Походники, не снимая лыж, переползли шоссе и углубились в леса.

Так они неторопливо шагали, сторонясь многочисленных деревень, зажимаясь к лесам и перелескам, с гиканьем съезжали с небольших пригорков, обходили ненадёжно ещё замерзшие пруды, форсировали ручьи. В полдень притормозили. Пётр развёл костёр, вскипятил в маленьком котелке чайку. Проголодавшись, накинулись лыжники на заготовленные припасы. Ванька уже подустал, но держался, и, довольный, с аппетитом поглощал хлеб с салом, хрустя луковицой в другой руке.

— Да, вот, Иван, дорогу-то достроят, может, так и не походишь. Запрут нас, как в клетке.