«Что же ты с собой сделал, Раслер, чтобы заполучить такую силу?»

Сейчас даже широкая спина Наследника костей не казалась достаточным свидетельством его силы. Возможно, именно так он глушит боль? Возможно, именно через самоуничтожение снова и снова пытается что-то доказать окружающим. Или самому себе.

Коридор быстро кончился, впуская их в просторный каменный зал, по всему периметру уставленный массивными полками. В центре, в кованой треноге тускло пульсировал метровой высоты кристалл.

— Что в них? — Киирис окинула взглядом одинаковые сундуки, которые отличались разве что размером. Те, что побольше, стояли отдельно, маленькие занимали все полки у правой стены. — Твои сокровища?

— Нет, — с уже привычной отрешенной улыбкой ответил Наследник костей. — Меня неуклюже попытались убедить, что там — моя невеста.

Киирис сглотнула — и настойчиво вытолкала из головы мысли о подсчете. Не важно, что сундуков определенно больше сотни. Не имеет значения, что некоторые из них настолько малы, что в голове не укладывается, какие именно части человека могут там находиться. Главное — молчать. И слушать. Он сам привел ее в свое «особенное место». Вот пусть и рассказывает.

— Я получил это через месяц после того, как королева сговорилась про нашу помолвку. До этого видел Феану только на гравюрах, и, если честно, в жизни не встречал девушки безобразнее. Тому художнику следовало отрубить руки вместе с головой. Но королева считала, что наш союз будет на пользу империи Дэйна, а мне, в четырнадцать лет, было все равно, на ком жениться.

— Разве к тому времени никто не покорил твое сердце, домин? — не удержалась от вопроса Киирис.

— Я и был покорен, мейритина. С того дня, как научился видеть слова за буквами, я безоговорочно покорился книгам и наукам. А в четырнадцать уродство будущей жены виделось едва ли не благословением богов. Никто бы не стал упрекать меня в том, что я посреди ночи бегу из супружеской постели в библиотеку. — Раслер позволил себе расслабленную и почти человеческую улыбку: такая вполне могла появиться на лице Дэйна или Рунна, но почему-то выглядела совершенно неуместной на их младшем брате. — А когда Феана приехала в замок, оказалось, что все не так уж плохо. По крайней мере, нос у моей невесты был куда меньше нарисованного, а щеки — не такими толстыми. Но все это не имело значения, ведь стоило Феане открыть рот, как стало ясно, что она безупречно, восхитительно умна.

В двенадцать-то лет? Хотя, возможно, книги — все, что было у некрасивой девочки, чтобы скрасить одиночество и укрыться от насмешек.

— Мы говорили дни и ночи напролет. Обо всем на свете. Вместе читали, вместе изучали древние свитки. Я не любил ее, надеюсь, ты это понимаешь.

— Я понимаю, что в ваши годы ни один не мог знать, что такое настоящая любовь, — уклончиво ответила Киирис.

— Мы были словно два проклятия, которые непостижимым образом встретились, чтобы превратить друг друга во что-то совершенно новое. И я до сих пор уверен, что та доверчивость была моей самой большой ошибкой. К сожалению, понимание этого пришло слишком поздно. К счастью — выводы остались со мной по сей день.

Он зачем-то окинул собеседницу долгим взглядом, а потом взял с полки стоящий отдельно ото всех маленький сундучок размером с ладонь.

— Через три недели нашей помолвки, Феана, со всей свитой, отбыла домой. И в тот же вечер я узнал, что эта мелкая кроткая тварь украла у меня кое-что важное. То, что я ценил выше собственной жизни. Я даже уговорил брата пуститься в погоню, но эта мера не пригодилась: мы получили письмо от людей, которые называли себя освободителями Рифина — брат битый месяц осаждал эту неприступную крепость, и считал покорение Рифина делом чести. Освободители Рифина были лаконичны: либо Дэйн отступает от их границ, и они заключают мир на выгодных Рифину условиях, либо невесту его младшего брата доставят к свадебному торжеству по кусочкам. Мне было плевать, что мясники с ней сделают, меня интересовала лишь моя пропажа. Ради нее я бросился Дэйну в ноги. — Раслер выждал паузу, как будто ждал ответных комментариев. — И мы даже почти нашли компромисс. Но было слишком поздно. Эти люди присылали сундуки по десять штук каждый день. Ровно столько, сколько длилась осада их треклятого города. И только последний сундук был один.

Наследник костей взвесил сундучок на ладони, но, к большому облегчению Киирис, не стал открывать. Лишь гипнотизировал взглядом хитроумные завитки вокруг замочной скважины.

— Там были глаза, Киирис, которые бестолочи наивно пытались выдать за глаза мелкой воровки.

— То есть ты хочешь сказать, что тебе прислали глаза какой-то другой девчонки?

— Мейритина, просто представь. — Он безразлично вернул сундучок на полку, поравнялся с гостей и с любопытством заглянул ей в глаза. — Ты проводишь время с человеком, который понимает тебя лучше, чем понимаешь ты сама, с которым все твои устремления не выглядят бредом сумасшедшего, а обретают смысл и суть. Вы вместе всегда и везде. Как думаешь, сможешь ли ты отличить цвет глаз этого человека от сотен других?

— Пожалуй. — Скупой ответ был единственной адекватной реакцией. — Возможно, те люди не были такими уж мясниками. Или хотели показать серьезность намерений.

— Я подумал точно так же. Тем более, что мне мерзавка позарез нужна была живой. Шли дни, недели, месяцы — а Феана так и не раскрыла себя. Словно сквозь землю провалилась.

Киирис хватило ума оставить при себе замечание о его ошибке. Раслер выглядел настоящим психом, когда рассказывал о проклятых глазах в коробке. Реакция на ее сомнение могла быть самой непредсказуемой.

— И так я понял, Киирис, что девчонка просто использовала меня. С самого начала, слово за слово втерлась в доверие к одиночке, выпытала у него все секреты — и, сбежав, мастерски замела следы. Это заслуживает похвалы. И я поклялся всем богам, что обязательно похвалю ее перед тем, как вырежу ее дрянные глаза ржавым тупым ножом.

От того, как резко тон Раслера с флегматичного перетек в неприкрытую холодную злость сумасшедшего, Киирис снова сделалось не по себе. Раслер не из тех, кто бросает слова на ветер, наверняка у него где-то и нож припрятан именно такой: тупой, зазубренный и весь в ржавчине. Возможно, на рукояти даже написано имя «Феана». А, возможно, он просто чокнутый мясник, как говорят люди, и нашел повод обозлиться на весь свет, когда узнал, что даже его общество не по душе даже маленькой уродине.