Через двадцать минут после условленного времени, в 16.40, показался «уазик» в новеньком камуфляже с незнакомыми номерами. Подъехав, он остановился, подняв облако пыли, из которого вышел не Михалыч, а незнакомый приземистый военный без знаков различия, без броника, но в туго набитой разгрузке, с приветливым широким рябым лицом и словно приклеенными, ухоженными и закрученными вверх, как у Чапаева, серыми от пыли усами.

– Капитан Курочкин? – прибывший военный приветливо оглядел отдыхающий расчет.

– Так точно. А с кем?.. – мельком глянув на корочки и поднявшись с лавки, спросил капитан.

– Я майор Кравченко, – незнакомец протянул свою «корочку». – У меня приказ лично подвезти вас и людей до Кожевни, где вас будет ждать ваша машина.

– А наш водитель?

– Вот он вас там и будет ждать.

– Понятно. А где эта Кожевня?

– На самой границе. Не помните? Должны были проезжать, когда сюда ехали.

– Не помню. Ночью было, – сухо ответил Курочкин.

– Ну что? По коням? Багажа, я вижу, у вас немного. Это хорошо, а то у меня генератор в багажнике все место занял. Везу в ремонт. Здесь генераторы летят, как...

– Сейчас. Одну минутку, – не дослушав, оборвал Курочкин и достал из брючного кармана мобильник. Пока набирал номер, увидел, что зоны нет. Выключил. Снова включил. Ничего не изменилось.

Курочкин был единственным в расчете, кому на время операции было разрешено иметь с собой мобильник, но со строгим наказом – держать его выключенным все время нахождения на Донбассе. За исключением экстренных случаев.

Документы у майора были в порядке. Однако не предупрежденному о замене машины Курочкину случай представился экстренным. Но – «вне зоны действия сети».

– У нас тут со связью беда, – продолжал Кравченко. – До Мариновки доедем, там сигнал хороший. У вас МТС?

– А далеко это, товарищ майор? – включился в разговор Федулов.

Весь расчет был уже на ногах. Лица оживились. Глаза из-под пыли заблестели.

– До Мариновки-то? Сорок кил'oметров будет, – бодро ответил майор, развернувшись и направляясь к машине. – Дорога говно. Но за час допилим с божьей помощью.

Майор открыл багажник, достал тряпку, протер, а скорее, размазал пыль по стеклам «уазика» и открыл все двери.

– Поедем в тесноте, да не в обиде, – засуетился он. – Пацаны похудее, втроем на заднее, а товарищ капитан – со мной.

Внутри машины была просто парилка. Кондиционер сломался на второй день эксплуатации, пожаловался майор. Скорость на ухабах невысокая. Окна открыть – вся пыль в кабину.

– Пар костей не ломит, – добавил он.

Попутчики молчали, обливаясь потом и допивая уже вторую порцию газированной жидкости. Навстречу минут десять с оглушительным ревом и лязгом шла, по ощущениям, целая танковая бригада новеньких, хоть и покрытых толстым слоем пыли Т-72. Разъехаться было трудно. Остановились на обочине, ждали. Вы­шли в кусты отлить, вернулись и снова ждали. Дышать, что на улице, что в машине, было нечем. Когда танки прошли, еще минут пять ждали, пока уляжется пыль.

Первым нарушил тишину Калужинов, обращаясь, видимо, ко всем сразу:

– Купил жене стиралку. «Эл Джи». Год копил. А она прыгает так, что вся квартира ходуном. Что делать?

Прапорщик-контрактник Калужинов был единственным в расчете родом из Курска, где дислоцировалась их 329-я зенитно-ракетная бригада ПВО Сухопутных войск Российской Федерации.

Капитан же, родом из Читы, с женой и двумя детьми жил в съемной однокомнатной квартире на окраине Курска. Оба неженатых лейтенанта, один из Норильска, другой из Мурманска, жили в общежитии, расположенном в комплексе бывшего женского монастыря, по два человека в кельях три на два метра.

По сравнению с остальными членами расчета механик-водитель Калужинов жил, как падишах, – прямо рядом с частью в роскошной трехкомнатной квартире в «хрущевке» без лифта, на третьем этаже, с матерью, парализованной теткой, беременной женой и ее пятилетним сыном от первого брака. Поэтому его разговор про стиральную машину поддержать было особенно некому. Разве что майору с капитаном.

– А чего жена прыгает-то? – сострил майор, у которого на каждом ухабе пот капал со лба на усы, а оттуда, как с тающих сосулек, на грудь и на руки на руле. – От счастья?

Майор говорил с сильным южнорусским акцентом с фрикативным «гэ» и оборотами то ли ростовского, то ли донецкого говора, перемежая речь, как старший по званию, крепкими матерными выражениями.

– Да не жена прыгает, – серьезно ответил прапорщик. – А машинка. Так прыгает, прям от пола отрывается.

– У моего старшего брата так было, – вступил в разговор Картавов. – Он учитель физры в ПТУ. Так он принес домой две двухпудовые гири. В училище их никто, кроме него, все равно поднять не мог. Поставил на машинку – стала меньше прыгать.