С замирающим сердцем слушала долгие, выматывающе долгие гудки, пока, наконец, Леночка не взяла трубку.

– Лен, привет, – задыхаясь от волнения, сказала Лина.

– О! Линка! Ты, что ли? Давненько тебя не слышала! Ты как?

Она стояла у стола, барабаня пальцами по полированному дереву.

– Да так… не очень, честно говоря.

– Что случилось? – веселья в голосе Леночки поубавилось, но звучал он все равно бодро.

«Конечно, тебя же не швыряют по всей квартире, и не угрожают убить».

Лина вздохнула.

– Мне надо спрятаться в Москве, – сказала глухо, – можно будет пожить у тебя, пока не найду жилье?

– От кого прячемся? От поклонника?

– Типа того, – вздохнула Лина, – понимаешь… я не могу тебе сейчас рассказать всего. Можно я подробно по приезду, а?

– Ну… – воцарилась неловкая пауза, Лина вцепилась в край столешницы, – приезжай! А что бабуля твоя говорит по этому поводу?

– Э… видишь ли… умерла бабушка.

– Ой, – пролепетала Леночка, – бедная ты моя. Когда приехать думаешь?

– Завтра днем. Сегодня выезжаю.

– Хорошо. Тогда и поговорим, как приедешь.

И завершила звонок.

Лина выдохнула с облегчением, вытерла выступившие на лбу бисеринки пота. Ну, хоть здесь повезло, если, конечно, столь спешный переезд вообще можно назвать везением…

И она приступила к сборам, которые не были долгими. Только самое необходимое, смена белья, деньги – все, что были, документы. Лина покрутилась, стоя в центре комнаты, затем взяла со стола рамку с фотографией. Подумав секунду, подхватила ножницы и, вырезав прямоугольный кусок, где была бабушка, вложила его под обложку паспорта. Теперь – точно все.

Она еще раз проверила, перекрыт ли газ на кухне и хорошо ли закручены вентили в ванной комнате, обулась, набросила куртку, на голову натянула тонкую шерстяную шапочку, поглубже, до бровей. Еще раз огляделась, на всякий случай прощаясь с местом, где провела всю сознательную жизнь, и вышла в тамбур.

В соседней квартире обитала одинокая, только что вышедшая на пенсию Людмила Петровна. Девушка позвонила в дверь, моля мироздание, чтобы соседка оказалась на месте. Ей повезло и сейчас.

– А-а, Линочка! Что тебе, детка?

Людмила Петровна была женщиной больших габаритов и столь же широкой души. Тщательно выбеленные волосы она держала в бигудях, выпуская на свободу исключительно когда выходила в магазин, а пышные формы – в роскошном шелковом халате, черном с алыми розами.

– Здрасьте, тетя Люда. Мне вот уехать надо. Можно я вам ключи оставлю, ну, мало ли что?

– Конечно, детонька, давай сюда, – Лина положила ключ с брелоком на розовую круглую ладонь, – куда едешь-то? Родственники отыскались?

– Подруга к себе пригласила на недельку-другую, – девушка механически натянула глубже шапочку. И добавила: – в Петербург.

– Дело хорошее, – Людмила Петровна подмигнула, – поезжай и ни о чем не беспокойся.

– Спасибо! Спасибо вам большое, – на радостях Лина чмокнула соседку в пропахшую пудрой щеку и поспешила вниз, перепрыгивая через ступеньку.

Пока что все шло без сучка, без задоринки.

На трамвае Лина добралась до автовокзала, купила в кассе билет на ближайший рейс до Москвы. Оставалось подождать с часок, и девушка устроилась в зале ожидания, положив рюкзак на скамейку рядом. Впрочем, скоро ей надоело сидеть в прокуренном и душном помещении, Лина вышла наружу.

Денек выдался сырой, туманный. Подъезжали и уезжали автобусы и маршрутки, сновали туда-сюда пассажиры. В воздухе повисла взвесь из жидкой грязи и выхлопов. Воняло при этом гадко, но куда денешься? Автовокзал – он такой… Чтобы скоротать время, Лина сунула в уши наушники, включила любимое «no light, no light» и, сунув руки поглубже в карманы, прикрыла глаза.

…No light, no light in your bright blue eyes

I never knew daylight could be so violent

A revelation in the light of day

You can choose what stays and what fades away…

Лина вздрогнула, ощутив на локте жесткие пальцы.

А когда увидела, кто ее держал, так и вообще тоненько завыла в голос. Ноги подкашивались.

– Далеко собралась? – прошипел Макс, дергая ее на себя, – а ну, пойдем, поговорим. Черт, я вообще не должен здесь находиться!

Поверх черного джемпера на нем была еще бесформенная ветровка, а так не изменилось ничего. Только во взгляде бушевало пламя.

– Я…я… – она вдруг нашла в себе силы, вывернулась из захвата, – уезжаю! Иди к черту!