Но Кеннеди не суждено было даже попытаться реализовать эти идеи в практической политике. Через несколько месяцев он был убит…

И вот что мне вспомнилось. В октябре 1998 года я выступал с лекцией в Далласе, в штате Техас, где был убит Кеннеди. Перед отъездом у нас оставалось немного времени и мне предложили посетить музей – он называется «Шестой этаж». Это здание местной администрации, раньше там размещалось книгохранилище, из окна которого в 1963 году стрелял убийца. Экспонаты музея – фотографии, документы, видеоматериалы, рассказывающие об этой трагедии. Большое впечатление производит запись прямого эфира, в котором знаменитый журналист Уолтер Кронкайт сообщает американцам, что президент скончался. И, наверное, для любого человека потрясающий момент – подойти к тому самому окну, посмотреть на улицу…

Я сделал в книге почетных посетителей музея запись:

«Меня давно интересует жизнь и деятельность Джона Кеннеди. Он был, безусловно, великим президентом США. Для нас, живущих в сложное, переходное время, большое значение имеет его видение, его мысли о мире и о том, как нам жить в мире. Сегодня значение выступления президента Джона Кеннеди 10 июня 1963 года в Американском университете в Вашингтоне сегодня даже больше, чем тогда. Тридцать пять лет назад он уже видел то, что мы осознали лишь сейчас. Лучшей памятью об этом человеке было бы понимание его дел и мыслей и воплощение их в политике и в жизни государств. Он смотрел далеко вперед и хотел многое изменить. Может быть, в этом ключ к разгадке тайны смерти президента Джона Кеннеди».

Большие, нужные миру идеи тем и отличаются, что их, как говорится в известной песне, «не задушишь, не убьешь». Идеи нового мышления, как видно из моего рассказа, вызревали на Востоке и на Западе, овладевали умами людей. Можно назвать это идейной конвергенцией – она происходила, хотя само это слово у нас тогда осуждали. И эти идеи получили шанс на осуществление, впервые стали основой внешней политики государства – ядерной державы, когда к руководству СССР пришло новое поколение политиков.

Это было поколение людей, большинство из которых выросли в годы войны, учились – в послевоенное время, трудное и во всех отношениях непростое. У нас была огромная жажда знаний, с огромным нетерпением мы стремились включиться в возрождение страны. Нас объединяли патриотические чувства, мы верили, что наш долг перед теми, кто отстоял страну в битвах войны, – принять их эстафету, быть достойными их подвига. Это было отличительной чертой молодых людей того времени.

По-разному складывались судьбы людей этого поколения. Разными путями приходили мы к мысли о необходимости коренных перемен. Это был трудный, болезненный процесс. Наши отцы, вернувшиеся с войны, говорили: «Сталин привел нас к победе». Но именно послевоенное поколение, «шестидесятники», глубоко пережившие прозвучавшее из уст Н.С. Хрущева разоблачение сталинизма, сыграли решающую роль в его преодолении, в повороте от тоталитаризма к демократии. Без этого ничего в стране и в мире не изменилось бы.

Внешняя и внутренняя политика взаимосвязаны. Развернуть страну к новой жизни невозможно было бы, оставив все как прежде в наших отношениях с миром. Размышления по этим вопросам шли и до начала перестройки. В рамках проводившегося с начала 80-х годов изучения накопившихся проблем международным отношениям уделялось немало внимания. С началом перестройки работа пошла энергично и уже не в тайне от глаз широкой общественности. Здесь тоже заработала гласность. И наши эксперты, ученые стали мыслить и высказываться смелее. Большой и интересный материал давали такие научные центры, как Институт мировой экономики и международных отношений, Институт США и Канады. Особо хочу отметить роль академиков Г.А. Арбатова, Е.М. Примакова, Е.П. Велихова, Р.З. Сагдеева, среди военных – маршала С.Ф. Ахромеева, генералов Н.Н. Детинова и В.З. Дворкина.

Нельзя сказать, что эта работа была делом легким. Все мы дети своего времени. Приходилось преодолевать укоренившиеся в господствующей идеологии стереотипы и постулаты. Общество, значительная масса партийного актива с трудом воспринимали новые повороты мысли. Для многих они казались недопустимой крамолой, чуть ли не отказом от самих себя. «За что боролись?» – спрашивали многие из тех, кто, не особенно задумываясь о смысле идеологических постулатов, честно трудился, воевал, жил. Нужно было время, нужны были убедительные аргументы и прежде всего практические результаты новых подходов, чтобы люди поняли и приняли новые идеи. Как мы убедились впоследствии, не все их поняли и приняли. И сегодня это сказывается. В условиях обострения отношений между Россией и странами Запада нападки – «задним числом» – на внешнюю политику перестройки и новое мышление усиливаются. И это именно нападки, голословные обвинения, а не серьезная критика.

Здесь я хочу напомнить основные принципы нового мышления.

Прежде всего, мы пришли к выводу, что в ядерный век уже невозможно исходить из разобщенности мира, рассматривать мировое развитие с точки зрения борьбы двух противоположных социальных систем, «лагерей». Мир взаимосвязан, взаимозависим. И помимо национальных, классовых, корпоративных интересов существует общий интерес всех – сохранения человечества, избавления его от смертоносного ядерного оружия и опасности экологической катастрофы.

Об этом мы заявили с самого начала. Более того: сказали о том, что признание целостности мира не должно оставаться на словах – за этим, говорилось в докладе, посвященном 40-летию победы над фашизмом, должно последовать «создание, использование и развитие таких интернациональных механизмов и институтов, которые позволяли бы находить оптимальные соотношения интересов национальных, государственных с интересами общечеловеческими». Считаю, что эта мысль сегодня чрезвычайно актуальна.

Тезис о существовании общечеловеческих интересов и общечеловеческих ценностей во многом противоречил устоявшимся повсюду воззрениям. В нашей идеологии, в сознании многих людей идея неизбежного разобщения мира и приоритета классовых интересов была одной из базовых. Сегодня ее место заняла абсолютизация национальных интересов. А что на Западе, особенно в США? То же самое, да еще и в имперских формах: готовность навязывать интересы и ценности одной страны или группы стран при помощи силы.