Делая очередной разворот, Герман с ужасом обнаружил чуть ли не два десятка сотрудников наружного наблюдения, одновременно перемещавшихся по всем рядам. «Что так много? Со всей Москвы что ли наскребали? Неужели захват? Но это не предусмотрено планом! Проверяют на реакцию в экстремальной ситуации? Вполне возможно». Испытывая нечто, похожее на гордость, загнанный в угол слушатель развединститута, постарался максимально расслабиться. Вихляя бёдрами и насвистывая Триумфальный марш из оперы «Аида», он углубился в развалы фотографического хлама. В воздухе пахло напряжением, замешанном на терпком запахе коллективного испуга. Среди продавцов было заметно оживление. Одни часто наклонялись, пряча товар, другие — напротив — массово выставляя нечто, имеющее отрицательную стоимость. «Какая грубая работа! — воскликнул про себя Герман, — И это сотрудники КГБ!» Между тем один из преследователей приближался к нему. Не имея желания конфузить коллегу, Поскотин нарочито беззаботно повернулся к прилавку, уставленному гармошками павильонных камер и объективов в латунной оправе. «А скажи-ка милейший, — обратился он к хозяину раритетного великолепия, — сколько ты просишь за этот чудный цейсовский астигмат?» «Милейший» молчал. Покупатель поднял глаза. Напротив через прилавок стояло нечто настолько жалкое и вызывающе беззащитное, что Герман осёкся. «Нечто», теребя в побитых артритом руках женскую меховую муфту, потело и с безумным ужасом смотрело через его плечо. Поскотин обернулся. На него сверху вниз взирал оперативник в серой куртке и серой вязаной шапочке. «Быть скандалу!» — мелькнуло в голове и рука машинально нажала манипулятор магнитофона. — «Если на „Вилле“ будут разборки — предъявлю в качестве доказательства».

— Грубо работаешь, коллега! — с достоинством начал диалог смелый разведчик.

— А ты кто такой? — опешил верзила.

— Майор Поскотин!

Верзила молчал, не зная как ему поступить.

— Какого хрена ваша группа нарушила план и замысел операции?! — не унимался майор. — Кто дал вам санкцию на контакт с объектом?!

— Никто…, - сглотнув слюну, ответил оперативник.

— То-то! — торжествующе подытожил «объект». — Немедленно дай команду своим покинуть место проведения операции и перестроиться для продолжения работы за объектом.

Терзаемый сомнениями, оперативник попытался прояснить ситуацию.

— Простите, а вы с какого отдела?

— Я подчиняюсь непосредственно генералу Зайцеву! — перешёл в наступление суровый майор, — И если вы немедленно не вернётесь на исходные позиции, я направлю рапорт по инстанции!

После столь воинственных заявлений верзила счёл за лучшее расстаться с приближённым руководства. Уходя, он прильнул к рации и что-то заговорил. У Германа синхронно ожил «щекотунчик». Перемещающиеся между рядов сотрудники внезапно замерли на месте, прильнув к своим радиостанциям и спустя минуту потянулись к выходу.

— Так-то лучше! — удовлетворённо резюмировал разведчик и вновь обернулся к продавцу. — Так сколько просишь за объектив, любезный?

Ещё не пришедший в себя лоточник услужливо протянул медное великолепие с бликующими стёклами.

— Двойной! — произнёс он своё первое слово.

— Что двойной?

— Двойной анастигмат!

— Поня-а-а-атна… — стараясь сохранить достоинство профессионала, протянул обескураженный покупатель, вертя в руках бесполезный для него предмет. — А складные карданные камеры есть?

Продавец молча достал из-под прилавка чёрную дерматиновую коробочку, нажал на верхнюю кнопку, после чего на свет, блестя анодированными деталями, словно паровоз из туннеля, выкатилась великолепно сохранившаяся фотокамера с гофрированным мехом.

— Ух, ты! — не выдержал прилива восторга Герман. — Работает?

— Как часы Генри Мозера!

У молодого человека, ещё недавно обменявшего семейную реликвию на голую женщину, ёкнуло в груди.

— Сколько?

— Подарок!

— ?

— Мой папа тоже был чекистом… Знал Дзержинского, Яшу Агранова… И не надо, молодой человек, изображать недоумение. У всех чекистов на челе присутствует лёгкий налёт поруганного интеллекта — с грустью произнёс продавец, сдобрив влагой миндалины своих больших на выкате глаз. — Думаю, папенька был бы рад, узнав в чьи руки я передаю его «Фотокор». Вы смелый и благородный юноша, — продолжил он, прикасаясь батистовым кружевным платком к уголкам глаз. — Только настоящий чекист мог пресечь беспредел легавой своры… Чуть ли не каждую неделю шмонают…

— Это не милиция… — начал было выгораживать своих коллег Поскотин, но, вовремя спохватившись, осёкся. Мало того, себя расшифровал перед всем базаром, так ещё… — Это хулиганы! — выпалил он первое, что ему пришло на ум.

— Хулиганы, хулиганы, — поддакнул сын чекиста, передавая камеру в руки благодетеля. — Просто беспредельщики! Только на вас, соколов Андропова, надежда и осталась!

Андроповский сокол и одновременно представитель «последней надежды» зарделся и скромно потупился.

— Иконки, камешки, металл интересуют? — не изменяя тональности, осведомился щедрый даритель. — Спешите, уважаемый! Не сегодня-завтра рынок прикроют.

Ошеломлённый Герман отпрянул и, машинально схватив камеру, поспешил к выходу, бросив на прощание «Передавайте привет папе!»

— Непременно!.. Как только встретимся! — услышал он за спиной скорбный голос, — Расстреляли папеньку… До войны ещё…

Удачливый покупатель ускорил шаг… На выходе он бросил озадаченный взгляд на толпу оперативников, что-то бурно обсуждавших недалеко от проезжей части. Завидев майора КГБ, все, как по команде, повернули к нему головы, а четверо сотрудников отделились от основной группы и последовали за разведчиком. «Дилетанты!» — в сердцах сплюнул разведчик, ускоряя движение. Наружное наблюдение выявлено, можно и в отрыв уходить! Он запрыгнул на подножку отправлявшегося троллейбуса и через три остановки сошёл с него. Миновав проходными дворами жилой квартал, разведчик влетел в распахнутые двери ЖЭКа и пройдя его заплесневелыми коридорами, вышел чёрным ходом во двор. Слежки не было.