— Мда… — не сразу отреагировал Царёв. — Афганистан?

— Да.

— Я тоже просился. Либо в политотдел, либо в советники.

— Ну, и?

— Не взяли!.. В силу моей необъятности… — Пётр невесело усмехнулся, но вдруг оживился, — Однако ж, мои габариты не мешали мне брать призы на соревнованиях по планерному спорту, и я полагаю, не станут помехой в разведке.

— Логично! — согласился Поскотин и через пару минут новые друзья так бурно обсуждали доступные их пониманию вопросы воздухоплавания, что не заметили, как пролетело время и автобус с курсантами въехал в высокие арочные ворота воинской части.

Первый день в учебном центре ушёл на обустройство быта, подгонку формы, пришивание погон, петлиц и обследование прилегающей территории. Руководство института, не мудрствуя лукаво, аннулировало все предыдущие воинские звания курсантов и на время прохождения сборов присвоило им новые, в соответствии с временными должностями. Поскотин, ожидающий присвоения майора, был назначен командиром отделения в звании старшего лейтенанта. Дятлов был разжалован до лейтенанта, а Веничке Мочалину и «юнге» Налимову оставили по одной звездочке младших лейтенантов.

Не прошло и двух дней, как «партизаны» освоились на новом месте. Программа учебного курса была стандартной: строевая и огневая подготовки, изучение Устава и матчасти, политзанятия и основы рукопашного боя. Чтобы молодым разведчикам жизнь не казалась мёдом, их разместили в казарме, которая примыкала к испытательному полигону крупнокалиберных корабельных пулемётов производства Тульского оружейного завода.

График испытания пулемётов был скользящим, то есть смертоносные машины оживали в любое время суток, подчиняясь чьей-то извращённой прихоти. Пулемёты были современными шестиствольными, поэтому вместо классического «та-та-та-та» они издавали неистовый рёв, вернее даже вой, который был способен не только поразить противника, но и оживить покойников. Нередко испытательные стрельбы проводились по два-три раза за ночь, отчего на утреннем разводе озверевшие от недосыпания «партизаны» поносили почём зря отечественную оборонную промышленность. Но и в этих ночных стрельбах была своя «изюминка». Привыкшие к домашним разносолам офицеры, по ночам мучились от приступов метеоризма. Страдальцы, ещё не утратившие чувства собственного достоинства, дожидались начала испытаний, когда их невинные «холостые выстрелы» покроет мощь современного оружия. Началу огня на полигоне предшествовали клацающие звуки заряжаемых пулемётов, затем слышался приглушённый зуммер и через секунду под циклопический вой корабельных орудий «партизаны» дружно облегчались. Но бывали и осечки. Зуммер гудел, но корабельные пулемёты молчали. Зато грохотали «партизанские пушки», да так, что их могли слышать не лишённые юмора испытатели на притихшем полигоне. «Эй, засранцы, кончай стрельбу, — кричали за забором, — не ровен час — наши боеприпасы сдетонируют!»

Главной составляющей военной подготовки были прыжки с парашютом. Посредине учебного центра, словно Эйфелева башня на Марсовом поле, располагалась вышка, на которой с утра до вечера тренировались десантники-первогодки. Эта железная конструкция каким-то мистическим образом влияла на одного из членов «Бермудского треугольника».

— Гер, а Гер! — принимался ныть сутулый Веник, когда друзья проходили под нею, — ты не знаешь, почему, когда я оказываюсь рядом с этой штуковиной, у меня начинает урчать живот и холодеют руки? У тебя таких симптомов не наблюдается?

— Нет, — беспечно отвечал приятель. — Меня её вид только бодрит и напоминает о первых прыжках. Для меня парашют не внове. Четырежды прыгал, — не без рисовки добавил бравый ветеран.

— Да ну!? И как?.. Ощущения какие?

— Известно какие: сначала — полные штаны страха, а когда парашют раскроется — те же штаны, но уже полные радости!

— А у меня, Гера, наверное, радость через верх капать будет!

Вениамин уныло потупился, сложив «домиком» свои подростковые плечи. Не встретив сочувствия, он пристал к Сашке Дятлову. Однако в качестве физиологических проявлений указал онемение конечностей и круги в глазах. Когда же он попытался воспроизвести полный список аномальных проявлений организма, друзья, наконец, смогли поставить ему диагноз. Вениамин банально трусил. Собрав консилиум, Поскотин и Дятлов в дополнение к описанным им симптомам отметили серость его лица и лёгкий тремор коленей. Наконец, Мочалин не выдержал:

— Гера, Шурик!..

— Ну?

— Мы же — одна семья?!

— Допустим…

— А семья своих в обиду не даёт! Правда?

— Смотря какая семья — начал догадываться Герман. — Если семья Аль Капоне, то, пожалуй что, да… Но мы же не мафиози, а будущие разведчики!..

— Какие разведчики?! — возопил расстроенный Веничка, — Где ты видел разведчика в обгаженных штанах?!

— То есть? — подключился к беседе недоумевающий Дятлов.

— Шурик, ты что, прикидываешься?! — зашёлся на грани истерики испуганный друг. — Мне же конец! Я умру от разрыва сердца или опозорюсь на всю оставшуюся жизнь!

— И что ты предлагаешь? — спросил прямолинейный Шурик.

— Может, за тебя с вышки прыгнуть? — с издёвкой предложил Поскотин.

— Верно, Николаич! — обрадовано завыла жертва высотобоязни. — Вы только с вышечки, а там как карта ляжет!

Два угла «треугольника» погрузились в раздумье. Вениамин мелко трясся в ожидании вердикта.

— А как же с самолёта? — очнулся Дятлов. — Там же за тебя никто не прыгнет!

— И не надо, — оживился оробевший друг. — До самолёта я что-нибудь придумаю!

— Ну, нет, так дело не пойдёт! — заупрямился Шурик.

— Хорошо-хорошо! Я не настаиваю… — обречённо промолвил поникший истукан и нетвёрдой походкой направился в казарму.

— Венька, постой! — окликнул его растроганный Герман, — Мы попытаемся, верно, Шурик?

— Ну, если как по Уставу «проставится»…

— Согласен! — обернувшись, закричал спасённый, — и сладкой водочкой «проставлюсь», и полынной наливочкой… — тараторил он, возвращаясь к друзьям.

— Только «Столичной»! — поставил точку капитан Дятлов и метнул недокуренную папиросу в сторону хранилища ГСМ.