– Ну, какие из нас врачи, такие и инструменты, - ответил я.
– Палец отрезать знаний и возможностей хватит если что, может, и ногу кому отпилим, а на большее кто здесь способен?

– Хирургу надо будет выдавать больше самогонки, чем больному.

– Да ну! Вон, Машке себя поручи - она тебе все конечности ампутирует за пять минут, с шутками и прибаутками. В совершенно трезвом состоянии.

Десять дней мы вовсю занимались благоустройством на новом месте. Вкалывать приходилось хуже чем на каторге, но никто не отлынивал. Те, кто был до сих пор не в курсе, один за другим открывали нехитрый секрет: работа до упаду великолепно отвлекает от мыслей о своей горькой судьбе - на них просто не остается времени и сил. А если в придачу к обретаемому душевному спокойствию ты понимаешь, что у тебя и способов выжить других нет, то никаких дополнительных стимулов для ударного труда, кроме этих двух, тебе не потребуется.

Раньше я и не знал, что в теле человека так много мышц, и что все они могут болеть одновременно. И еще я понял смысл выражения «жопа в мыле». Работать до пота мне приходилось и раньше, но вот чтоб задница активно потела - никогда.

Остальные страдали не меньше моего, особенно девчонки. Мы старались их сильно не нагружать, выделяя дела полегче, а Машка еще постоянно одергивала хрупкую Таню и не давала ей много работать. «Ляг полежи, - говорила она, замечая, что Таня бледнеет и начинает шататься.
– Отдохнешь - потом больше сделаешь». Таня послушно ложилась, отдыхала, а ожив, тут же принималась строить глазки Валере. Меня это против воли неприятно цепляло. Не то чтоб я в Таню влюбился или имел какие-то виды на нее, однако всегда неприятно, если красивая девушка вот так быстро выбирает среди нескольких мужчин не тебя, а еще кого-то. Ничего поделать с собой я не мог, хотя вообще-то мне больше нравилась рыжая Даша с ее задорным носиком.

Легче всего адскую усталость первых дней переносили Машка с Лысым. С Машкой все понятно, на то она и Машка, а Лысый единственный среди нас раньше ежедневно работал физически, да еще вел эту свою секцию по рукопашному бою. Следом за ними, касаемо прочности, шел я - все-таки в деревне вырос.

Нарубив бамбука всевозможной толщины, мы вкопали в землю столбы для хижин. Пол каждой из них подняли над землей на метр, опасаясь змей и вредных насекомых. Профессиональных плотников среди нас не нашлось, но я, Лысый и Машка могли топором не только дров нарубить, а для строительства легких тропических городушек все же не требовалось столько знаний и умений, как для возведения храмового комплекса в Кижах. Стены мы делали все из того же бамбука, на крепления шли тонкие лианы, а кое-где - шипы от жгучей колючки. Двери показались нам ненужной роскошью, и мы оставили проемы пустыми, окна не делали вообще, а до крыш пока руки не дошли.

Лысый снял с «Хаммера» бензобак, долго мудровал с ним, а потом водрузил его на высоких подпорках и закрыл сооружение с трех сторон плетнями из бамбука и лиан. Получился душ, воду в который таскали из ручья в канистре из-под бензина. На душ Лысый, по настоянию девчонок, дверь сделал - после долгих шутливых пререканий с ними. И даже повесил внутри на нее зеркало заднего вида.

Машка поделила оставшуюся картошку на четыре части и раскопала для каждой свой огородик в тех местах вокруг поселка, где сквозь кроны деревьев пробивались вниз солнечные лучи. Делянки она обнесла страшными на вид заборами из заостренных кольев и колючки, потому что мы уже видели в лесу следы, напоминающие свиные. Работала Машка безалаберно, зато быстро, и ограды получились хоть неказистые, но надежные.

Рыбалка на болоте оказалась так себе. Вася с Валерой божились, что со временем узнают повадки проклятой инопланетной рыбы и удача окажется на их стороне. С охотой дело обстояло немногим лучше, но мы надеялись позже поправить положение и здесь. А пока жили впроголодь, в основном на лягушках, радуясь одному: никто из нас еще не отравился. Все мы стали заметно стройнее, Вася отощал тоже. Его животик бессильно обвис, румяные щеки опали, и самым вкусным среди нас он больше не выглядел.

Перед нами постоянно возникали все новые и новые проблемы, которые нужно было срочно решать, причем ошибка могла стоить жизни кому-то из нас или всем. Несмотря на это, или как раз благодаря этому, с каждым прожитым днем возрастала моя уверенность в себе. Мне с детства говорили: все в твоей жизни зависит только от тебя. Учись хорошо, и со временем у тебя все будет; и я старался как только мог, и в школе, и после, и к окончанию учебы в институте еще ничего не понял, хотя тупой бездарь из моей группы сдал экзамены экстерном на третьем курсе, просто заплатив кому надо. И он в стенах нашей альма-матер был не один такой.

Потом меня уверяли: работай как следует, и у тебя будет все. И я выкладывался на сто десять процентов, однако жизненный опыт брал свое, и в конце концов до меня дошло, что все имеют как раз те, на кого я работаю, а мне иметь хоть что-то не маячит и в перспективе. Потому что именно ради этого строилась система, которой я принадлежал, и только так она могла существовать. Чем усерднее человек работал, тем усердней его эксплуатировали. Жить в системе, причем хорошо, должны те, кто наверху. А те, кто внизу, должны только пахать. А потом как можно быстрее сдохнуть, дабы не обременять бюджет в качестве пенсионеров.

А теперь я оказался здесь, где все действительно зависело только от меня и таких же как я. И мне требовалось ежесекундно заботиться о себе и о них, потому что попади я в беду, никто, кроме них, обо мне не позаботится. И до всех наших эта простая мудрость дошла чуть не с первого дня.

Родители, родственники, супруги, у кого они были, и у кого были действительно родителями, родственниками и супругами, а не врагами номер один, - они остались на Земле, как и государство, полиция, начальство, управляемая демократия и неоплаченные кредиты. Блага цивилизации отошли в область преданий. Сама цивилизация из джунглей казалась чем-то ненастоящим.

Я знал, что рано или поздно мы кого-то потеряем. А потом - еще кого-то. Но не хотел гадать, по кому первому прозвонит колокол. Он мог прозвонить по мне.

Я также знал, что моя сегодняшняя растущая уверенность в себе - она до первого тяжелого случая, который сотрет ее в пыль. Или, что хуже, случай будет легким и незначительным, - но все равно мою веру в себя уничтожит. И ее придется восстанавливать, поднимать за шкирку, вытаскивать из стыда и грязи. А может, точно так же восстанавливать веру и самоуважение тех, без кого мне не прожить. Чтобы то и другое стояло хотя бы до следующего раза. Ведь без веры в себя человек не в силах существовать: она заменяет нам уверенность в завтрашнем дне. А ее, уверенности этой, здесь быть не могло, да и на Земле не было тоже.