Шрифт:
К слову, о черепе и коже, его обтягивающей. Меня всегда интересовала его внешность. Я нахожу интересным, да и вы, наверное, найдёте тоже, сочетание квадратного лица с подбородком, напоминающим две небольшие горки. А над этими изваяниями живут тонкие, подобные двум шариковым ручкам губы. Однако самым захватывающим я всегда находил его взгляд. Эти большие, как два зелёных болота с островком посередине, глаза своей мечтательностью, перемешанной с тоской, по-настоящему завораживали; завораживали так, что его хотелось слушать, какую бы чушь он ни нёс. Словом, это очень неоднозначный, странный человек. Признаться, сам удивляюсь ходу его мыслей, так как пересказать их довольно сложно, а некоторые и не нужно, но при этом большинство из них стоят того, чтобы их записать и поделиться.
Не так давно он зашёл ко мне на чашку ночного кофе, и мы разговорились с ним о деталях человеческого тела. На мой вопрос «Что в человеке ты считаешь самым ужасным?» он ответил непривычно для себя грубо, но в то же время с задумчивым минором в голосе:
– Руки и губы… Ты не представляешь себе, сколько жестоко-удивительного в них кроется! Губы – это самый прекрасный ужас на теле человека. Они, пожалуй, являются инструментом для того, чтобы сказать, как мы любим человека, и я сейчас не о словах, доносящихся из них; я о поцелуе. Лучший способ сказать о чувствах – поцеловать. Это, если выражаться бюрократически, печать на бумаге о начале отношений. Это словно…
Ты же наверняка чувствовал невозможность и одновременно с ней желание коснуться недосягаемого. Будучи в картинной галерее или же на музыкальном концерте, с одной стороны, тебе удаётся прочувствовать магию, наполняющую окружающий воздух, но с другой – не можешь провести немного трясущейся рукой по этому воздуху; так чтобы мельчайшие частички магической пыли остались блеском на твоей ладони…
– А руки тогда чем плохи? – прервал я ожидаемую тишину.
– Тем же самым, – вздохнув и не сбавляя пафосного минора, ответил мне собеседник. – Момент рукопожатия или просто касания рук – означает взаимную передачу энергии. Ты же никогда не дотронешься до того, кого ненавидишь? И, наоборот, всегда будешь стремиться к любимому. Ужасно лишь смещение данных в примере. Часто бывает, что люди хотят коснуться тех, кто реагирует на это как на укол ножом. Так ужасно…
На этой ноте он встал и вышел из комнаты, я даже не хотел его догонять, да и не мог, ведь его рассказ оставил напряжение, уже вошедшее в состав воздуха. Надышавшись им, я взялся за ручку.
Обыкновенная осенняя история
Свет лениво проскальзывал сквозь задвинутые шторы и никак не доходил до кровати, на которой двенадцатый час спал молодой человек. Можно было бы подумать, что он – большой работяга; молодой парнишка, что тащит на себе мать, отца, работая грузчиком или ломая спину где-нибудь на стройке. Правда же крылась под его диваном, куда закатилась бутылка уже тёплого, мерзкого пива.
Евгений всегда говорил, что «хуже тёплого пива только противное молоко с пенкой». В этом он определённо был прав, ошибался лишь в том, что оставил свой алкоголь открытым и, отвернувшись, уснул, ввинчиваясь в диван, как обычно это у него и бывает после пятой бутылки.
Так и осталось загадкой, почему стеклянная ёмкость в итоге оказалась в горизонтальном положении, укатываясь в пространство, которое тринадцать лет назад было для него самым страшным местом во вселенной.
Ранее там прятался детский ужас: волосатые монстры, когтистые приведения, черти и тому подобные бестии. Теперь же там прячется кошмар взрослого человека.
– Бум! – Ветер, поднявшийся в середине дня, распахнул окно и что есть силы закрыл дверь в комнате. Этот звук стал ударом для его похмельно-сонной головы, после которого он перевернулся и открыл глаза. Евгений с удовольствием проспал бы ещё пару (или десяток) часов, но на столе лежала Причина невозможности проваляться весь день в постели. А ему так хочется, особенно сегодня.
За последние пару лет получалось, что его подушка и одеяло знали о нём больше, чем его друзья, а может, и он сам. Мысли – мысли – мысли; циклическая череда идей вращалась внутри головы и отпечатывалась в постели. Словом, место для сна было верным другом Евгения.
Интересно, а умей наша кровать разговаривать, сколько бы она поведала нам? О том, кто мы, какие сны снятся и какие идеи приходят. Она бы могла помнить наши слёзы и восхищения. Наши ошибки и верные действия. Сколько «решающих» сообщений мы пишем на кровати, сколько вдохновлённых заметок создаём, сколько читаем, смотрим и, главное, рефлексируем – фантастика!
«Забавная глупость», – просочилась сквозь мечтания оценка Евгения. О чём только не подумаешь, лишь бы не вставать.
Поднявшись со своего лежбища, вляпавшись в разлитый алкоголь, он посмотрел на одинокий телевизор, заметив, что пыль на нём расстилалась подобно свежесрезанному газону.
«Убраться, что ли…» – щелчком по голове мелькнула эта мысль, но, как и большинство других, она лишь пришла на остановку и после уехала по своим делам.
Старый диван, сохранившийся со времён Андропова, стоял разложенным с тех пор, как его сюда привезли. На нём сжималось от страха постельное бельё с выцветшими уже как пару лет паровозами. Под определённым углом можно увидеть небольшой тайфун, образовывающийся посередине диванного пространства. Его причина – нежелание парня вставить вылетевшую деревяшку основания обратно.