Это немного успокоило, но лишь немного. Помимо всего прочего я размышляла, смогу ли заставить себя оказаться на его месте. Нет, все-таки пойду в адвокатуру.

– Я должен задать вам несколько вопросов. Иногда они могут быть неприятными. Не обижайтесь, мисс Хейн, отвечайте спокойно и честно.

– Хорошо, - кивнула я.

– Расскажите, что произошло сегодня.

Я сбивчиво описала произошедшее еще раз. Отработка, плавание, тренер, меня выгоняют, я догадываюсь о том, что дело нечисто, вызываю полицию.

– Вы давно делали предположение о том, что тренер Дельвего может быть причастна к убийству девушки, верно?

– Да.

– При каких обстоятельствах?

– В приватном разговоре с капитаном Линдвеллом.

– Конкретней, мисс Хейн. Где вы были и что делали, когда вас... "озарило".

Я не очень понимала, как это относится к делу, но пришлось признаться:

– Капитан поймал меня на нарушении правил. Я ночью спустилась в бассейн. Он отчитывал меня, говорил, что я провалю учебу и я вспомнила, что видела во время занятия следы магнитного порошка, просыпанного в тренерской. Мы пошли проверить и там нашли кубок с отпечатками крови.

– Крови?

– Ну... ультрафиолет показал какие-то следы. Я предположила, что крови. Очень похоже было на рану Шейлы.

– Вы выбрали специализацию судмедэксперта?

– Я еще не определилась.

– Хорошо. Мисс Хейн, в каких вы отношениях с капитаном Линдвеллом?

И почему все меня об этом сегодня спрашивают?

– Он мой преподаватель.

– И только?
– прищурился капитан полиции.

– И только.

– Тогда почему вы так бросились его спасать?

Помолчав немного, я сказала:

– Я не думала о том, что спасаю именно его. Тренер могла оказаться убийцей и причинить кому-то вред. Наверное, я все же краешком сознания заметила, что она ведет себя необычно.

– То есть, вам без разницы, кого вы защищаете? Даже капитана Линдвелла, который...

Рик Канрик замялся.

– Не всегда соблюдает субординацию.

– О чем вы?
– нахмурилась я.

Сердце отчего-то истерично забилось в груди.

Мужчина показал мне планшет, на котором... вела съемку скрытая камера. И эта камера давала отличный обзор на раздевалку в бассейне и нас с Линдвеллом. Особенно хорошо в кадр вошел момент, как его рука скользит по внутренней стороне моего бедра. Воспоминания были так свежи, что я почти физически вспомнила это касание.

– Не очень-то похоже на воспитательную беседу.

– У капитана Линдвелла... свои методы воздействия на нарушителей устава, - пробормотала я.

– Это попытка изнасилования, мисс Хейн.

– Нет!
– Я рассмеялась.
– Это попытка запугивания. Он говорил о том, что если бы оказался убийцей, то мне бы не поздоровилось. И... иллюстрировал такую вероятность.

– Вы знаете, что такое стокгольмский синдром?
– вновь огорошил меня следователь.

– Как это относится к делу?

– Мисс Хейн...

– Да, знаю. Как это относится к делу тренера Дельвего?

– Вы боитесь Лиама Линдвелла?

– Нет!

– Я просил вас не нервничать. И предупреждал, что вопросы могут быть неприятными.

– Я не вижу в таких вопросах смысла.

– Мы установили в бассейне и примыкающих помещениях камеры, чтобы следить за тренером. Нам не хватало доказательств. Можете представить мое удивление, когда я увидел вас с капитаном. Мисс Хейн...

– Мистер Канрик, - я сделала глубокий вдох, - мы находимся в имперском образовательном учреждении. Вы поставили камеры в женской раздевалке. Там, где девушки порой ходят голые. Ни я, ни мои однокурсницы не давали разрешения на такую съемку. В академии учатся много детей из правовых династий. Не мне вам рассказывать, что будет, если они узнают о камерах. Поэтому свои неприятные вопросы вы будете задавать мне в присутствии адвоката. Я имею на него право.

Следователь выглядел ошеломленным.

– У вас аналитический ум, мисс Хейн...

Но я не собиралась больше ничего говорить. Надо было сразу отказаться. Слишком мало опыта. Но почему он обо всем этом спрашивал? Что-то мне подсказывало, что неспроста.

– Вы действительно отказываетесь больше разговаривать?
– поразился полицейский.

Я кивнула. Дурой не была. Может, я и импульсивная, излишне деятельная и немного раздолбайка, но не тупая. Они не станут давить дальше на предмет отношений с Линдвеллом. Иначе придется обнародовать записи с камер, да и вообще наличие этих самых камер. А за записи переодевающихся студенток адвокаты академии сожрут их и чайком запьют.

Но как же меня трясло. А главное, я совершенно не понимала, почему.

Когда вышла из кабинета, несколько метров прошла в полной прострации. Только голос Линдвелла вывел из состояния сомнамбулы:

– Похоже, у этого парня на меня зуб. Зубище, я бы сказал, - безмятежно произнес он.

– Они записали на камеру нашу встречу в раздевалке.

– Ага, - фыркнул он.
– Хотели заставить меня вернуться в УКБ. Мол, не место тебе среди студенток, пошли обратно на работу. Почему ты меня не сдала? Ведь обещала.