Аня вошла в тень пальм нависающих над водой, а затем, опустившись на песок, прислонилась спиной к стволу дерева, устремив свой взор куда-то к манящей линии горизонта, туда, куда каждый вечер уходило спать солнце. Огромный раскаленный шар медленно опускался в стремительно темнеющую глубину вод, и Ане казалось, если отключить все мысли и прислушаться, то можно услышать, как он шипит, соприкасаясь с прохладной водой.

Али привез её на свой остров на следующий день после её бегства из Лос-Анджелеса, посчитав, что здесь, в уединении с океаном и райской природой, она быстрее обретет душевный покой и найдет в себе силы, чтобы жить дальше. Наверное, это место и правда было похоже на рай, и не будь Ане так плохо, она несомненно бы восхитилась окружающей её красотой. Два дня она пролежала пластом на диване уютной гостиной трехэтажной виллы, тщетно пытаясь взять себя в руки и по ночам рыдая в подушку. Слезы ушли, и на смену им пришло опустошение — непробиваемое безразличие, заполнившее её сердце и душу. Не радовали ни волны, ни солнце, ни невероятная красота неистового буйства красок.

Высоко в небе послышался шум приближающегося вертолета и Аня, тяжело вздохнув, поднялась на ноги и побрела в сторону дома встречать Али.

Он прилетал к ней каждый вечер, как только освобождался от дел. На открытой, занавешенной белыми летящими шторами, террасе, для них всегда накрывали богатый стол, и под предлогом разделить с ним ужин, Али настойчиво пытался накормить Аню, точно зная, что она ничего не ела весь день. Аня понимала, что хотя обслуживающий персонал виллы и старался не попадаться ей на глаза, он неусыпно следил за ней и докладывал Али о каждом её шаге. Возможно, в былые времена такой бдительный надзор её бы и возмутил, но сейчас было абсолютно все равно, главное, что никто из них не мешал ей бесцельно бродить по острову и дому и не лез в душу с дурацкими вопросами.

— Ты опять ничего не ела, Анна, — неодобрительно покачал головой Али, когда Аня миновав бассейн, столкнулась с ним на аллейке ведущей к дому. — Ты заболеешь, если так будет продолжаться и дальше.

— Я не голодна, не беспокойся, — Аня вяло искривила губы в подобии улыбки пытаясь быть вежливой.

— Зато я голоден, — Али проворно подхватил не сопротивляющуюся Аню под руку, настойчиво сопровождая к уже сервированному столу. — Ты ведь не откажешь мне в компании и беседе?

— Зачем спрашиваешь, если знаешь, что не откажу? — Аня опустилась на любезно отодвинутый для неё стул, засмотревшись на танцующее в хрустальном бокале пламя зажженной свечи.

— Можно бесконечно долго смотреть на огонь, воду и на того кого безумно любишь, — грустно улыбнулся араб, всматриваясь в Анино лицо.

— Али не надо, — Аня отвернулась, отстраненно наблюдая за тем, как ветер колышет занавески находя в их плавном движении, какой-то обманчивый покой.

— Надо, Анна, — Али слегка нахмурившись вздохнул, а затем пронзительно пристально уставился на Аню, прожигая агатовой чернотой своих глаз. — Мне больно видеть тебя такой. Мне кажется, тебе все-таки стоит включить телефон и поговорить с твоим боксером.

Аня отвлеклась от созерцания штор, растерянно посмотрев на друга.

— Зачем? Чтобы услышать, что он встретил другую, а я была ошибкой? — сверкающий хрусталь стал расплываться перед глазами разноцветной радугой и Аня украдкой смахнула слезу, уткнувшись носом в тарелку.

— Анна, Анна, — сокрушенно прищелкнул языком Али, пересев к ней ближе и протянув белоснежный платок. — Тебе не говорили, что надо уметь доверять тем, кого любишь? Хоть немного. Возможно, тому что произошло есть какое-то оправдание, — развел руками он.

— Вы мужчины почему-то любите прикрывать неприглядные поступки друг друга, вечно находя им оправдания. Мужская солидарность? — печально поинтересовалась Аня.

— Да нет, — задумчиво протянул мужчина, с такой-то затаенной меланхолией посмотрев в Анины глаза. — Дело не в этом. А в том, что этому человеку удалось видимо сделать то, что не получилось у меня, моя прекрасная пери — достучаться до твоего сердца.

Ничего хорошего из этого не вышло, — смежила веки Аня, глотая разливающуюся в горле горечь. — Глупые бабочки тоже, обманываясь, летят на огонь, а в итоге — обжигают крылья и умирают.

— По мне лучше умереть, сгорев в огне любви, чем прожить жизнь так и не познав этого чувства, — мягко возразил араб.

— Я сгорела, Али. Дотла. Остались одни головешки, — голос Ани перешел на жалобный шепот, и она, постучав ладонью по сердцу, всхлипнула:

— Тут пусто. Ничего больше не чувствую.

— А если я тебе скажу, что твой Вольский погиб, ты и тогда ничего не почувствуешь? — холодно поинтересовался Али.

Ане показалось, что мир обрушился ей на голову невидимым молотом и ударил так, что вышиб весь дух.

— Ч-что? — хватаясь за горло, прохрипела она, яростно мотая головой. — Н-нет, нет, нет, только не он, — лицо Али стало расплываться, комната вращаться и, ухватившись в поисках опоры за скатерть, под звон бьющейся посуды, Аня свалилась без чувств на пол.

— Анна, ты меня слышишь? — обеспокоенный мужской голос пробил серый, обволакивающий Аню панцирь, заставив, болезненно поморщившись, открыть глаза.

Над ней, лежащей на кровати, нависали два человека, пристально и тревожно всматриваясь в её лицо.