Шрифт:
Удалось разыскать декларативное политическое стихотворение Олеши «Большевики», написанное для ОдУкРОСТА (Одесского отделения Украинского Российского телеграфного агентства) к празднику 7 ноября 1920 года.
Стихи снова барабанные. В образе олешинских большевиков есть что-то от красногвардейцев из блоковских «Двенадцати»:
…И как пошли теперь служитьКоммуне, —Лимонку в пояс, шпоры на колени,Звезду на лоб, – на всех плеватьХотим! [156]156
Олеша. Ю. Большевики // ОдУкРОСТА. 1920. № 178.
В первом номере «журнала красной сатиры» с ужасающим названием «Облава» за 1920 год Олеша напечатал длинное стихотворение-декламацию «Мёртвые души в современности», в котором переносит известных гоголевских персонажей – Манилова, Ноздрёва, Коробочку, Плюшкина, Собакевича, Чичикова – в современные советские условия. Ноздрёв у Олеши – гордый член профсоюза, «спец и технорук», а Собакевич клянёт хлебную развёрстку… Всё это совсем не смешно, а удачны лишь строки о Чичикове: «Душою мёртвой не промышляет больше плут, когда теперь за грош истёртый живую душу продадут!».
Плакаты ЮгРОСТА 1920 года, которые мне удалось увидеть, очень примитивны. Примитивно лубочны и рисунки, и текст, который был анонимным. Например:
Мчатся, сшиблись в общем крикеПосмотрите каковыПан уже торчит на пике,А баран без головы.Или:
Четыре страшных ОктябряУже прошли в дыму сражений…Но там вдали горит заряВсемирного освобожденья.Конечно, подобное творчество было однодневкой для массового человека, оно ни малейшего отношения не имело к искусству. Могло ли это быть написано талантливыми поэтами по вдохновению? Очень сомневаюсь, что такое рукоделье вообще требовало высоких чувств.
А что же Одесса? Неужели её образ навсегда исчез из творчества Олеши, уехавшего из голодной Одессы сначала в Харьков, а потом и в Москву?
Нет, не исчез. Олеша много раз приезжал из Москвы в Одессу, написал о городе не только рассказ «В мире», но и рассказы «Человеческий материал», «Я смотрю в прошлое», очерки «Стадион в Одессе», «Первое мая». Одессе посвящены многие дневниковые записи писателя. Солнечный колорит Одессы можно уловить в «Трёх Толстяках», в сценарии и кинофильме «Строгий юноша», действие которого разворачивается на юге, а дом-особняк с его игрой света, ослепительным солнцем – из Ланжерона, где Олеша любовался в молодости прекрасными особняками богатых одесситов. Воображение и чувство юмора, свойственное одесситам, помогли Олеше писать его фельетоны и весёлые стихи в газете «Гудок», в журналах «Чудак», «Смехач», воссоздать трагикомическую сцену встречи актрисы Гончаровой и Улялюма в пьесе «Список благодеяний».
Но не только Олеша помогал Одессе отразиться в зеркале его творчества, было время, когда Одесса и её кумиры спасли Олешу. В страшные месяцы голода в Поволжье, когда агитатор Юрий Олеша вёл в Харькове борьбу словом с этим голодом, сам не имея ни еды, ни сносной одежды, он вспомнил, как в его родной Одессе в 1910-х годах стремительно расцвели в великом множестве театры миниатюр, скетчей, куплетистов, открылся театр-иллюзион… Многочисленность куплетистов породила даже такую интересную форму зрелища, как «конкурс куплетистов». Весёлые сценки и остроумные куплеты «на злобу дня», которые исполняли одесские эстрадные знаменитости Владимир Хенкин, Лев Леонов (комик-джентльмен), Яков Южный, знаток и любитель жанра анекдотов Леонид Утёсов, Алексей Лившиц, Алексеев и многие другие, собирали массу жадной до развлечения публики. Особенной любовью слушателей пользовалась песня «Свадьба Шнеерсона», прославившая её сочинителя Мирона Эммануиловича Ямпольского. Однажды случилось так, рассказал А. Розенбойм, что в начале 1920-х годов один куплетист, ради привлечения зрителей, на гастрольных афишах поименовал себя «кумиром Одессы, автором песни «Свадьба Шнеерсона». Оскорблённый Мирон Ямпольский подал на самозванца в суд. [157]
157
Розенбойм А. Ужасно шумно в доме Шнеерсона… // Вестник. 2001. № 21. 9 октября. С. 47.
Чтобы выжить в голодном 1922-м, Юрий Олеша днём занимался агитпропом, а по вечерам работал в кавказском ресторане «Верден» на Сумской улице Харькова в качестве конферансье, исполнителя буриме и отгадчика мыслей (с Георгием Нежинским). Там же, в «Вердене», он пел «Ужасно шумно в доме Шнеерсона». Вспомним, что герой «Зависти» Николай Кавалеров, alter ego автора романа, по профессии сочинитель куплетов для эстрады.
Уехав из Харькова и уже окончательно поселившись в Москве в октябре 1922 года (поначалу у Ляли Фоминой) Юрий Олеша снова пел «Свадьбу Шнеерсона». На сей раз для завоевания популярности в новой среде. Пел в гостях, в домах поэтов…. [158]
158
Эти факты не известны. Они никогда не публиковались. Я нашла их в автографе Ю. Олеши // Альбом Кручёных А. № 2. РГАЛИ. Фонд № 358. Опись № 1. Ед. Хр. 22. С. 32.
Да, надо быть талантливым остроумным литератором, чтобы родиться в Одессе.
Статья И. Панченко «Чтобы родиться в Одессе, надо быть литератором. О юности Юрия Олеши» опубликована в журнале «Слово/Word» (2004. № 42. С. 43–51).
Олеша и Бунин: Литературные параллели
Настоящее исследование посвящено незамеченной ранее параллели между стихотворениями одесского периода молодого Юрия Олеши («Пушкину – Первого мая», 1917 г.; «Кровь на памятнике», 1917 г.) и семантически
перекликающимися фрагментами текста дневника «Окаянные дни», который Иван Бунин вёл в Москве в 1918-м и в Одессе в 1919-м году. В то время художественное сознание каждого из писателей (вчерашнего гимназиста, дебютанта в литературе и зрелого мастера, академика) было насыщено рефлексами на большевистскую революцию в России.
Горькое и страстное публицистическое произведение «Окаянные дни» Иван Алексеевич Бунин писал тайно. Об этом свидетельствовал он сам, оканчивая текст «Окаянных дней» признанием, что последние страницы дневниковых записей были хорошо закопаны им «в одном месте в землю». Он сожалел, что так и не смог найти эти свои записи «перед бегством из Одессы в конце января 1920 года».