Шрифт:
– Как стричь? – спросила она кого-то в противоположной от него стороне.
– Мне только самую малость подправить, – объяснил Ноготков. – Буквально на миллиметр, если можно. Височки и вот тут… А все остальное можно не трогать.
– Ну зачем, зачем ты приходишь? – резким шепотом спросила она, протягивая руку за машинкой. – Ну зачем?!
– Подстричься, – ответил Ноготков.
Она слабо махнула рукой и включила машинку.
Сжавшись, как перед уколом, он ждал того мига, когда пальцы коснутся волос. Он иногда жалел о том, что волосы растут слишком медленно. Из-за этого он не мог приходить чаще, чем раз в месяц. Двенадцать раз в год. Шестьдесят раз за пять лет. Расческа коснулась головы, потом машинка зажужжала над самым ухом, мелко-мелко теребя и срезая кончики волос. Ноготков вздохнул, расслабился и закрыл глаза, чтобы не видеть в зеркале ее раздраженно-усталого лица и закушенной губы – это мешало быть счастливым.
Машинка монотонными движениями касалась шеи, проезжала немного вверх, отрывалась и снова проезжала двумя сантиметрами правее.
– Твое счастье, что ты не ходишь ко мне бриться, – сказала она.
– Если можно, помедленней, – ответил он, не открывая глаз.
Машинка жужжала, стригла что-то. Что именно – ему было безразлично. Она могла, если бы догадалась, постричь его наголо: он бы этого поначалу не заметил.
Ноготков чувствовал кожей лица ее тепло рядом, а иногда она задевала случайно нос или щеку рукавом халата.
Волосы дергало. То ли ножницы были тупыми, то ли она слишком торопилась.
– Послушай, – сказал он тихо. – Ну разве…
Она метнула ножницы на стол и через мгновение окутала его ядовитым облаком одеколона. Ноготков снова зажмурился. В следующий миг она выдернула простыню, молниеносно встряхнула, осыпав его волосами, и крикнула в сторону:
– Пятнадцать рублей! Следующий!
Ноготков приподнялся, неловко разглядывая себя в зеркале.
– Галя, – сказал он просительно. – Ну послушай же…
– Следующий!.. – враждебно и звонко повторила она, отступая. – Да следующий же!..
К ним уже приближался старичок, хлопотливо прислюнявливал десяток волосков вокруг конической лысины.
Ноготков положил два червонца и повернулся к дверям.
– Сдачу возьмите! – взвизгнула она.
Старичок по-воробьиному усаживался в кресло. Он наклонял голову то вправо, то влево и рассматривал свое отражение с явным неудовольствием.
Ноготков принял сдачу, на миг коснувшись при этом ее руки. Отшатнувшись, она принялась лихорадочно обряжать старичка в свежую простынку. Тот тянул кверху морщинистую шею. Загудела машинка. Ноготков повернулся от дверей и в последний раз увидел ее лицо. Оно было уже немолодым.
Пока гардеробщица подслеповато разглядывала номерок и искала плащ, он как следует изучил себя в зеркале. Стричь она так и не научилась. Вздохнув, он взъерошил свои короткие седые волосы, исторгнув при этом целый клуб одеколонных паров. Потом оделся и вышел из парикмахерской. У крыльца лужа волновалась под каплями мелко сеющего дождя, ветер гонял от одного берега к другому покоробленный кленовый лист.
Закурив, Ноготков нагнулся, притормозил лист, осторожно проткнул его горелой спичкой. Получилась мачта. Ветер торопливо погнал кораблик к другому берегу.
Он поднял воротник и пошел прочь.
Расплющив носы об оконное стекло, его провожали глазами заведующая и две мастерицы женского зала. Лица их рябили за струйками стекающего по окну дождя, но казалось все же, что они были совершенно серьезны.
Момент бифуркации
Сергею Устинову
– А знаешь… – сказала она, поигрывая потертой туфлей.
Лиза сидела нога на ногу, и при каждом покачивании туфля, державшаяся на самых концах пальцев, грозила сорваться и упасть на пол; Финистов отчетливо представил звук, с которым она коснется паркета: легкое такое туканье.
– Ты не поверишь, наверное… но мне с ним по-настоящему хорошо!
Она встряхнула седеющими волосами и посмотрела на Финистова с презрительным вызовом: знала, что он ей ничего значительного в ответ сказать не сможет.
– Почему же не поверю, – он пожал плечами. – Пожалуйста…
– Одиночество вдвоем, – мечтательно произнесла она. – Ты даже и не знаешь, что это такое!..
Он промолчал и посмотрел на часы. По идее, таксист должен был позвонить в дверь. На ее месте он бы воспользовался автобусом.
– Может быть, адрес неправильно записали? – подумал он вслух.
– А ведь он старше тебя… Лет на пять, на шесть, наверное, – рассеянно произнесла она, помедлила и продолжила доверительным, если не заговорщицким тоном: – А каждую ночь он меня… ну, ты понимаешь, о чем я… три раза, а иногда и четыре!..
Финистов молчал.
– И ты представляешь, я делаю все, что он захочет! – заключила она со смущенной усмешкой.
Финистов поднес кулак ко рту и покашлял. Туфля упала на пол ровно с тем звуком, которого он ждал.