Доктор внесла предложение:

– Я могу добавить креативности. Небольшое предупреждение... этому сопутствует форма социопатии, которая может быть немного нестабильной.

Териан не колебался. «Сделай это, - если он мог шевельнуть губами, он бы улыбнулся.
– И если он опять убьёт меня, в этот раз я буду винить тебя, Ксарет».

Она улыбнулась, но когда она повернулась к нему, её глаза оставались жёсткими как металл.

– Думай как угодно, лишь бы ты упорно работал, мой маленький фрагментированный друг, - поднявшись на ноги, она пристроила очки обратно на переносицу и присмотрелась к машине.
– К слову, мне придётся серьёзно побеседовать с тобой, если ты так быстро разрушишь ещё одно моё тело.

Она покосилась поверх бифокальных очков, наградив его жёстким взглядом.

– Я буду отрицать, что говорила это, - сказала она.
– Но окажи нам всем услугу, Терри. Убей уже этого сукина сына. Я устала от этой игры в кошки-мышки с ним.

Губы Териана дрогнули от веселья.

«Не думаю, что это понравится большому боссу, - его лицо болезненно исказилось в очередной попытке улыбнуться.
– Хотел бы я видеть тебя в молодости, Ксарет».

Пожилая видящая посмотрела на него. На мгновение её глаза полыхнули жёсткой белизной, веки наполовину опустились, отчего стали ещё сильнее походить на рептильные.

«Нет, - сказала она ему.
– Ты не хотел бы это видеть».

Я стою одна, на вершине высокого стеклянного здания с видом на дымящийся город.

Угловатая постройка из стекла и стали, по форме напоминающая квадрат, на двух ногах поднимается по краям горизонта передо мной, едва видимая через завесу смога и дыма, которая плывёт близко к земле в предрассветном свете. Позади этого здания странной формы словно зазубренные зубы торчат небоскрёбы, вытянувшиеся рядами всюду, куда ни глянь. Низкое здание из водянистых куполов, бугрящихся сине-зелёными и сине-белыми пузырями, похожими на гигантские дождевые капли, нелепо припадает к земле посреди всего этого дыма - искусственный мир, который куда лучше смотрелся бы на дне океана.

Свет уже приближается, хотя солнце ещё не поднялось над горизонтом.

Люди выходят из высоких зданий и одиночных домов с чемоданами и рюкзаками. Некоторые из них запрыгивают на велосипеды или мопеды, или терпеливо ждут автобусов и поездов, пьют горячие напитки и читают заголовки в газетных киосках. Шёпот гудков машин становится слышнее по мере того, как другие ползут по забитому шоссе, пытаясь добраться в центр.

Я узнаю этот горизонт, но я никогда здесь не бывала.

Я видела его в новостях.

Пока я отыскиваю достопримечательности, над горизонтом прокатывается звук, за которым следует столь полная тишина, что сердце города перестаёт биться.

Начинают выть сирены, и это встряхивает моё сердце.

Я стою там, чувствуя, как учащается моё дыхание, когда хвосты дыма следуют за похожими на пули силуэтами над изгибом янтарного неба. Я чувствую себя беспомощной. Даже хуже, чем беспомощной.

Я чувствую себя ответственной за это.

Я это сотворила. Я понятия не имею, как, но это происходит из-за меня.

Белые полосы света умножают нарастающий вой сирен воздушной тревоги.

У меня перехватывает дыхание, я наблюдаю, как люди стоят, словно пингвины, и смотрят на солнце.

Падает первая ракета, создавая ударную волну дыма, затем быстро расцветающее грибовидное облако, которое нависает над каждым зданием. Небо из янтарного делается розовым, затем красным, пока в отдалении ещё одна ракета поднимает ещё большее облако пыли, формируя вторую кроваво-красную колонну дыма.

Падает ещё одна, затем ещё.

Одна из них сокрушает ногу приподнятой площади, другая сравнивает с землёй бесцветную стеклянную постройку. Я слышу стон металла, когда он прорывается через сталь прямо перед тем, как...

Я проснулась как от толчка.

Моё лицо болело от того, что вжималось в складки тканой обивки сиденья. Слюна тянулась от моих губ к сиденью, пока я не подняла закованные в наручники руки, неуклюже вытирая рот тыльной стороной ладони.

Посмотрев через грязное окно на предрассветный свет, я ощутила, как сжимается моё сердце.