На что старые отвечали:

– Цыплят считают осенью…

Однако повеселели и они. Сказывают же: лиха беда начало!

Никифор добродушно подшучивал над Собинкой:

– Небось божий свет с овчинку показался под ордынской стрелой, а?

– Иначе с чего б ему целовать землицу-матушку? Эва, как проворно распластался. Аж упредил быстрого на руку конника! – подхватил Гришка.

Никифор осудил Гришкины слова:

– Тут, милок, зря скалишь зубы. Нашелся он – не струсил, не растерялся. А это на войне важнее иной раз прочего.

– Все одно, – отозвался благодарно Собинка. – Кабы не ты, кормил бы я сейчас раков в речке.

– Тоже верно, – усмехнулся Никифор. И похвалил: – Хоть и нерасчетливо, а метко пустил стрелу. Только теперь крепко помни: стрелой воина в железных латах или кольчуге одолеть мудрено.

– Огненным боем надо?

– И со сноровкой к тому же.

Более в тот день враги не пытались перейти реку. Расположились на правом берегу. До самых сумерек сильно тревожили своими тяжелыми стрелами русские полки. И временами слышались вскрик отчаянный или стон. Означало то, что достигла какого-то бедолагу татарская стрела.

Русские лучники не оставались в долгу. Меткостью спорили с ордынскими. А мастера огненного боя вовсе сеяли среди них панику. Непривычны были их степные кони к огню и грохоту.

Так ничем и закончился для воинства хана Ахмата первый день на Угре. А правильнее бы сказать – кончился поражением. Потому что не добился своей цели Ахмат. Не сумел одолеть русские полки и перейти Угру-реку.

Собинка ночь, как большинство русских воинов, от усталости и волнения проспал непробудным сном.

Пушку и боевые припасы караулили старшие: Гришка с Порфишкой, а более – сам Никифор.

От хитрого противника можно было ожидать всякого. И ночной вылазки-наступления тоже.

Однако обошлось без нее. Совещались ордынские предводители во главе с самим ханом Большой Орды Ахматом. Думали-гадали: как воевать русских с их крепкой обороной и нежданным грозным огненным боем?

Имели тогда бояре древнее право – переезжать к любому князю, вот в 1479 г. боярин Лыко-Оболенский и уехал из московских земель к Борису в Волоцк. Иван III потребовал беглеца вернуть, но братья не согласились, ушли с войсками на пограничные земли, помощи просить у князя литовского Казимира. Но приближение хана Ахмата заставило великого князя пообещать им прав удельных князей более не нарушать. Примирились Андрей и Борис с Иваном III – явились со своими войсками на реку Угру.

Вдоль берега реки Оки уже тогда существовала «засечная черта» – линия укреплений против татарской конницы. Была она из земляных валов, небольших крепостей и «засек» (деревьев, поваленных крест-накрест, верхушками в сторону противника). Сюда, для защиты границ посылались крестьяне-ополченцы из ближних и дальних сел, чтобы встретить первый натиск врага. Еще летом 1480 г. Иван III начал стягивать к Оке войска, отправил в Серпухов своего сына Ивана Молодого. А брата, князя Андрея Меньшого – в Тарусу, для подготовки города к обороне против татар.

Казимир IV (1427–1492), великий князь литовский с 1440 г., король польский с 1447 г. Трудное время ему досталось – приходилось и восстание в Смоленске подавлять, и войну вести с Тевтонским орденом. Но в 1480 г. не пришел Казимир на помощь хану Ахмату, свои заботы были – по договоренности с московским князем крымский хан Менгли I Гирей напал на литовскую Подолию.

В Москве, на реке Неглинной был построен Пушечный двор для изготовления орудий, где обучал русских мастеров знаменитый инженер и архитектор Аристотель Фиораванти. Первые пушки были примитивными: железные цельнокованные стволы, вложенные в деревянные колоды. Заряжались они с дула каменными или железными снарядами, а порох поджигался раскаленным железным прутом.

В те времена лук не только не уступал огнестрельному оружию, а даже превосходил его. Но подготовка воина требовала длительного времени, татары умели метко пускать стрелы, сидя на лошади, на скаку. Использовали они и стрелы с разными наконечниками, способными пробивать даже вражеский доспех. Хранились стрелы в колчане, имевшем деревянный каркас, наконечниками вниз, а сам он крепился к поясу.

На шлеме знатного воина была специальная трубка для крепления украшения, именно в этом качестве могли использоваться алые перья.

Мастера-пушкари в те времена работали «на глазок», условно определяли калибр, например – «с яблоко», поэтому для каждой пушки требовались свои заряды. Меткость же выстрела была очень низкой – не было еще прицельных приспособлений. Но уже тогда различались виды орудий. Были большие пушки, предназначенные для навесной стрельбы, с длиной 1 м, калибром 58–60 мм и весом 128–279 кг. «Пищалями» назывались средние орудия, более длинные 1,4–1,7 м, калибром 30–40 мм и весом 39–50 кг. Ручницами или «пищалями завесными» (носили их за спиной) называли ружье, заряжаемое с дула, отлитое из бронзы или изготовленное кованых железных полос, калибр их был невелик – 12,5–25 мм, вес – до 8 кг.