Терзаясь этими мыслями, девушка разодрала ненавистный костюм на несколько частей, что ненадолго принесло ей облегчение. Попрыгунья расстелила ткань внутри кактуса, потом, спохватившись, резко оттуда её выдернула. Оказывается, она вырезала не всю мякоть. Полый ствол растения не высох до конца, жидкость из его стенок сочилась и источала резкий запах, от которого глаза девушки в который уже раз увлажнились.

Удивительно, сколько воли к жизни было в этом искорёженном песчаными бурями и временем растении. Девушка задумалась и ещё раз мысленно принесла извинения кактусу.

Кинув во влажную полость ствола с полдюжины горстей песка, Попрыгунья резво втёрла его в наиболее мокрые участки своего убежища на ближайшую ночь. Внутри стало явно суше. Теперь очередь треклятого костюма, точнее, того, что от него осталось. Выстлав ствол обрывками грубой ткани, Попрыгунья, не меняя одежды, улеглась внутрь и запахнулась рассечённой стенкой кактуса на манер одеяла… Хм, а не так уж и плохо. Не кровать в её комнатке, конечно, но сойдёт.

Прошлой ночью она заснула сразу, измождённая всплесками адреналина, пройденным расстоянием и непрерывным волнением. Этим днём она уже успела вздремнуть, поэтому сон не спешил заключить девушку в свои желанные объятья. Мысли крутились в голове подобно рою навозных мух, бряцая своими медными брюшками по стенкам её черепа.

Однако, через час, найдя, наконец, подходящее положение, Попрыгунья отключилась и забылась глубоким сном, наполненным тревожными видениями.

Преобладающим мотивом, повторяющимся с завидной регулярностью, были парящие булыжники в виде исполинских фаллосов, которые всё летели и летели, куда-то далеко, в зияющую темноту. А темнота вдруг превращалась в бездонный рот Полуторной Ма. И вот, это уже и не горы, а громадные эклеры, торопящиеся выпустить свою сладкую начинку в жаждущий зев, съёжившиеся и безвольно опадающие, окончив свой предопределённый путь. Подобно потухшим звёздам они опускаются вниз; часть из них сгорает в атмосфере, не сумев коснуться земли; часть, словно огромные метеориты, вгрызаются в её поверхность, образуя чёрные кальдеры и вулканы, лабиринты петляющих расселин. И вот, это уже и не горы, а складки строгого наряда нахмуренной служительницы, осуждающе цокающей языком и недовольно поглядывающей на Попрыгунью…

Девушка ещё долго металась во сне, преследуемая гротескными видениями, рискуя развалить свою импровизированную колыбель. Остов кактуса скрипел и потрескивал, обнажая щели в своём столе словно жабры огромной рыбы, выброшенной на берег и тщащейся вздохнуть хотя бы ещё раз.

Ветер то поднимался, то стихал, бережно подбрасывая порции песка к насыпи Попрыгуньи, будто заботливая мать, поправляющая одеяло мечущемуся в лихорадке младенцу ненастной ночью.

А ночь в пустыне тем временем входила в силу, горделиво расстилая подолы своего звёздного платья по бескрайним просторам песка.

***

Тем временем Град Союзных Прегрешений и не думал засыпать. С заходом солнца поток желающих предаться беспутству и распутству ощутимо возрос, и это было объяснимо – накалившиеся за световой день стены зданий остывали, внутри них становилось уютнее и комфортнее. К тому же, некоторые из увеселительных заведений открывали для посетителей свои двери лишь с наступлением глубокой ночи.

Свежий воздух приятно холодил лица (и физиономии) разгорячённых гуляк, придавая сил для продолжения веселья. Город оживал, гул толпы отражался от известняковых стен домов, звеня и то и дело будя редких добропорядочных (по крайней мере, в этот момент времени) граждан. Те ворчали и закрывали ставни своих спален, нехотя поднявшись с кроватей. Но ворчали беззлобно, ибо в самом воздухе разливалось благодушие объединившихся в эйфории кутежа людей.

Сказать по правде, эта ночь мало чем отличалась от остальных – в конце концов, это же Град Плоти! Этот город любит звон монет, тугую мошну и щедрые чаевые. Святоши, скупцы и скопцы (ну, кроме стражников) могут убираться куда подальше – здесь они никому не нужны.

В общем, ночь обещала быть славной.

***

А вот кому предстояла не столь расслабленная и сулящая крупные неприятности ночь, так это госпоже Рыжке. Она разъярённо металась по всему обширному зданию «Пышечек», уподобившись шаровой молнии. Работницы борделя спешили исчезнуть, слиться со стенами, забиться под лестницу, лишь бы не попасться заместительнице под горячую руку. И в более умиротворённом настроении она могла завестись с пол-оборота.

У Жабьей Отрыжки были серьёзные причины находиться в таком расположении духа. Во-первых, Полуторная Ма вторые сутки не выходила из своего кабинета, лишь требуя пять-шесть в раз день подачи новых блюд (хоть не померла, и ладно – думалось заместительнице). Во-вторых, недавно заявился тот озабоченный тип, что любит распутных монашек. Он поднял изрядную шумиху, когда Попрыгунья не смогла принять его; отказался от другой девицы, даже после предложенной приятной скидки. Обещал вернуться через день и пожелал передать любимице скорейшего выздоровления (да, тут Рыжка не смогла придумать ничего лучше, а значит, скоро придётся сочинять новое объяснение отсутствию работницы).

В-третьих, ей дико не хотелось отправляться на переговоры с их давним поставщиком живого товара – господином Коряжником. Жабья Отрыжка терпеть не могла этого приторного и совершенно беспринципного дельца, который не моргнув глазом попытается продать затасканную мымру из соседней подворотни под видом покорной девственницы из дальних далей. Даже постоянным покупателям. После нанесения некоторого количества грима, разумеется.

И ему было совершенно наплевать, что вы в курсе его махинаций. Что-то в нём было, что-то такое, из-за чего вы всё равно достанете кошель и отстегнёте аферисту кругленькую сумму. И вернётесь вновь.