Не дав опомниться от шока, жесткие руки бесцеремонно развернули меня спиной к пленникам. Банагор по-хозяйски положил мне пятерню на талию и, притянув к себе, громко произнес, обращаясь к процессии выехавшей из-за стен крепости:

— А вот и ты, Генрих! От чего же ты заставил себя так долго ждать?

Десять одетых в легкие доспехи всадников во главе с Генрихом Третьим остановились, едва преодолев мост и спешились. Один из мужчин, тот что нес пурпурно-золотой штандарт Розамундского короля, вышел вперед и с силой вогнал его древко в землю, очерчивая допустимую границу.

Анрат… предатель был здесь именно в этот час и безразлично смотрел мне прямо в глаза.

Мой взгляд отвлекли фигуры всадников, спешно спускавшихся с холма. Завидев эскорт Розамундского короля, они отделились от конного войска, ждавшего там. Над головами переговорщиков также развивался штандарт — на сине-желтом знамени теперь отчетливо можно было разглядеть вставшего на дыбы единорога.

Воины приблизились и спешились чуть поодаль, обозначив свое присутствие на переговорах — дюжина закованных в латы всадников и щуплый юноша-знаменосец в доспехах полегче.

— Удивительно! — Рассмеялся Банагор. — И ты здесь, маленький король? Что же ты за мужчина, Генрих, раз не гнушаешься помощи сопливых мальчишек?

Ответом дракону была лишь холодная тишина, которая скорее позабавила мужчину, чем разозлила.

— Что ж, молчи, коль, нечего сказать. За тебя уже все сказали трупы солдат, которыми ты выстлал дорогу к своему отступлению. Но я не держу зла за то, что ты не пожелал встретиться со мной открыто, лицом к лицу. — Мужчина довольно улыбнулся, глядя на то, как дрогнул напряженный донельзя мускул на изможденном лице Генриха. — Ведь иначе мы бы не узнали гостеприимства твоих земель! После месяца в море моим ребятам было так сладко поесть горячего и отоспаться на мягкой перине, держа за зад розамундскую девку.

— Ты много говоришь, Банагор. — Сквозь зубы процедил Генрих, недвусмысленно кладя руку на рукоять меча на поясе. — Знаешь, как у нас говорят: "чем длиннее язык, тем короче меч".

Жесткие пальцы мужчины до боли впились в мою талию, но внешне он никак не проявил своего раздражения. Вместо того Банагор задумчиво склонил голову набок и махнул своим людям, чтобы гнали вперед пленников.

Три десятка раненных и истощенных мужчин, женщин, почти бегом бросились за спины розамундских воинов, лишь после того озаботившись тем, чтобы снять оковы, запертые на всех одним ключом. Три десятка без одного единственного — Луциан остался стоять на месте.

— Смотри, — усмехнулся Банагор, обращаясь к Генриху, — твоему ручному магистру так понравилось у меня, что он даже не хочет уходить. Похоже я получил даже больше того, на что рассчитывал — жену и карманного шута в придачу. Иди же, идиот, пока можешь! Мои шуты живут не дольше бабочек, а ты с такой постной рожей, пожалуй, проживешь и того меньше.

— Ничего ты еще не получил, Банагор, ужас Ильсура. — Прохрипел колдун, улыбаясь разбитыми в кровь губами. — Вся награда, змей, у тебя еще впереди.

Мужчина расправил плечи, стряхнув с себя руки воинов, и я вновь увидела ту силу, что плескалась в его ледяных глазах. Вдохнув полную грудь холодного утреннего воздуха, он сказал:

— Я, Луциан, дитя от старшей крови дома Манамат, Магистр колдовского ордена страны Эвенор, повелитель демонов и старший из двенадцати черных баронов, прошу руки Лобелии, чаровницы из Беккена, наследницы утраченного королевства.

В повисшей между нами тишине я слышала только шорох развевающихся на ветру штандартов и хриплое дыхание лошадей. А потом мир вокруг словно разорвал громкий и заливистый смех Банагора, рассмеялись и его воины. Едва справляясь с накатившим весельем, мужчина все же выдавил из себя:

— Что… что ты сейчас сказал? Просишь руки? Ахах… да кто ты такой, чтобы просить ее руки, Луциан дитя Манамат. Твоего дома больше нет — Крепость Ильсур нынче пепел, да зола; а я к тому же первым заявил на нее свои права. Кроме того, Лобелия уже согласилась стать моей женой. Ведь так, госпожа моя?

Луциан смотрел на меня серьезно, без тени сомнения, а я испуганно переводила взгляд с него на хищно оскалившегося дракона. Что же колдун задумал?! Ведь все что было сделано — окажется напрасным, если он немедленно не откажется от своих слов!

— Да… — прошептала я, леденея под пронзительным взглядом Банагора.

— Громче! — Прорычал он мне в лицо и, чудом совладав с гневом, мягче добавил. — Чтобы все слышали!

— Я согласилась стать его женой. — Повторила я, давясь слезами. — В обмен на…

Но дракон не дал мне оправдаться, сказал так громко, что мои слова просто потонули в его:

— Она согласилась, так какое у тебя есть право перечить ее воле?

— В жилах Лобелии течет королевская кровь и она не может принимать решение о замужестве самостоятельно, — спокойно ответил ему Луциан, — если у нее есть хоть один царствующий родственник мужского пола.