— Я принимаю твои условия. Но теперь ты выслушаешь мои. — Добавил мужчина другим… тихим, но вместе с тем глубоким голосом и все внутри меня перевернулось от неотвратимости, что сквозила в следующих его словах. — Ты признаешь меня своим повелителем, Лобелия, более того, своим полноправным господином — согласишься стать моей женой и поклянешься, что больше не заговоришь ни с одним мужчиной, коли я не дам на то своего разрешения. Ты станешь моей и все силы приложишь к тому, чтобы я не сомневался в твоей преданности. Потому что, будь уверена, если я еще хоть раз увижу этот блеск в твоих глазах, когда ты произносишь имя того грязного колдуна… нет, даже если я хоть раз еще услышу его имя из твоих уст, я вернусь сюда, с землей сровняю Базенор с его грязными жителями, отыщу того седого ублюдка и заставлю тебя самостоятельно спустить с него шкуру.

Точно наслаждаясь моим оцепенением, он ехидно улыбнулся и протянул через стол широкую ладонь.

— Ну, что? Скрепим же наш мирный договор рукопожатием? И не смотри на меня так, будто в моих словах есть хоть слово лжи или уловка. Все те, кого ты знала до сих пор — мне не чета, Лобелия.

Драконы всегда держат слово и никогда не лгут — это человеческий порок. Я, чтобы ты знала, больше всего ненавижу это в людях. Ложь, предательство… мерзость.

Мои пальцы все еще ощущали жар его ладони, сжавшей мою руку так, словно от крепости рукопожатия зависело насколько я буду верна своему слову.

То, чего я боялась больше всего, оставшись с ним один на один не случилось — дракон не набросился на меня, желая скрепить договор чем-то большим, чем сдержанное соприкосновение рук. Не сорвал с меня одежды, как сделал это в прошлый раз… хотя в его взгляде я видела тот самый испепеляющий огонь, что пытался поглотить меня в момент нашей первой встречи.

Банагор только улыбнулся и неожиданно громко хлопнул в ладоши — на этот звук, точно верные псы, прибежали двое слуг. Хмурые мужчины сгорбились у входа в шатер, не решаясь приблизиться к господину и его ранней гостье, укутанной в целый ворох одежды.

Банагор коротко велел им найти в лагере трех служанок, согреть воды и принести все, что потребуется, чтобы привести его невесту в порядок… так и сказал:

"Эта госпожа — моя невеста. Позаботьтесь о достойном одеянии и передайте Вунитре, чтобы отрядил людей для охраны"

"Невеста. Я — невеста дракона" — даже если бы я озвучила эту настойчивую мысль вслух, все равно не смогла бы поверить в случившееся до конца.

Словно милостиво давая мне время свыкнуться со своим судьбоносным решением, Банагор поднялся с места и на мгновение навис надо мной, но лишь для того чтобы подхватить ослабевшую от моего шока руку, и запечатлеть поцелуй на тыльной стороне ладони. А затем удалился спешным шагом, взметнув полог шатра, за которым солнце уже ярко осветило землю.

Побыть наедине со своими мыслями мне удалось не долго. Мое уединение непрестанно кланяясь нарушили три девушки и пятеро слуг, несших большой медный таз и несколько больших кувшинов, до верха наполненных водой.

Девушки осмелились приблизиться ко мне, только когда удалились мужчины. Осторожно, не поднимая лиц, затравленно пригибаясь под моим не менее испуганным взором, они освободили меня от накидки Анрата, от перепачканного кровью халата, подаренного королевой Розамунда и моего изодранного эльфийского платья…

Те одежды были словно свидетельством всех пережитых событий. Всех тех, что случились с момента встречи с Генрихом в "Лиловой Розе". И вот я сбросила их, чтобы быть бережно омытой, причесанной и одетой в строгое платье из синего хлопка и красивую шерстяную накидку, подбитую собольими шкурками.

Одна из девиц поднесла мне плоскую деревянную шкатулку. Под ее лакированной крышкой прятался десяток пар серег с сапфирами и бриллиантами, но я смотрела не на блеск великолепия, стоившего должно быть целое состояние. Я не могла глаз отвести от лица молодой девушки, что смущенно отворачивалась от меня, держа небольшое зеркало на уровне моих глаз. Я не заметила этого раньше из-за темноты и выбившейся из-под платка рыжей пряди, но теперь отчетливо видела, что бровь моей юной служанки была рассечена а под глазом и на скуле были заметны остатки былого огромного синяка.

— Кто это с тобой так? — хрипло спросила я, протянув руку не к шкатулке с драгоценностями, а к ее лицу. Но девушка резко отшатнулась, да со страхом подняла на меня глаза — и тут же, ужаснувшись своему поступку, пала ниц, едва не разбив зеркало.

— Нет-нет, встань! Прошу тебя, не надо…

Я сделала шаг и наклонилась, чтобы помочь подняться, но служанка только жалобно пискнула и отползла назад, с мольбой оглядываясь на товарок.

Обратилась и я к ним.

— Что с ней? Я не хотела напугать. — Другие девушки, казалось, склонились еще ниже, когда я обратилась к ним напрямую. — Кто это с ней сделал?