Шрифт:
– Врёшь, ну врёшь ведь, лешак тебя задери!
– И не вру совсем! После того как в обмороке все люди вниз и вверх распределятся – как две команды баскетбольные, – земля со столпом-водопадом вместе два-три раза перекувырнётся, а потом встанет на место. Я этот столп водяной уже несколько раз видел! И людей, которые легче пёрышка, видел.
– Молчи, дурья башка! Отягощённые грехами – их, конечно, много. Может, и надо их сжечь, да жаль всё-таки. А люди-пёрушки… Тоже скажешь. Ты заруби себе на носу: предсказания нужны, чтоб ерунды избегать, дурных дел не делать, Бога бояться и людей негодящих прутами железными сечь.
– Зачем сечь? В школе учителям даже линейкой по пальцам не разрешают лупить нас.
– А вот это неправильно, это зря. Нужно всех вас каждый день сечь! Чтобы вас же, дураков, учить. Посеки да выучи, говорил твой прадед. И тебя надо сечь как сидорову козу, чтоб из мужика в бабу не превратился. И в святые истории нос свой не совал… А знаешь что, Тишка? Ты никому больше про столп, про тяжёлую воду и лёгких людей не рассказывай. А то тебя в больницу для дураков запрут. Ладно?
– Я и не говорю никому. Я столп водяной и лёгких людей стараюсь не видеть. Сейчас, бабун, другое у меня в голове. Тут ящерица в саду объявилась. Зелёная до невозможности! Глаза выпучены и корона махонькая – не по размеру – на голове. Свистит она и обмороки с собой приносит. Стал я одного разу ящерицу эту ругать: что ты, кричу, за ящерица такая? Зачем сюда приползаешь? Зачем обморок в пасти несёшь? А она мне сладко так говорит: «Не ящерица я. Хозяйка дома. Прадед твой Горизонтов меня признавал. Значит, я и твоя хозяйка. Отвечай, неуч: запомнил ли всё, что видел?»
– Опять заговорил, как девчонка. Любят они друг дружку ерундой пугать! А ты не пугай! Учись прилежно. Выучишься, может, священником, как прадед, станешь.
– Не стану я священником. Стану другим кем-то. Тем, кто власть укоряет.
– Это зачем же? Это почему надо власть корить-укорять? Всякая власть от Бога!
– Я про власть хорошенько ещё не понимаю. А только в обмороке кто-то, как в ухо вдул мне: «Через два с половиной века никакой власти не будет!»
– А как же государства, дурень?
– И государствов не будет. Каждый человек – сам себе государство будет.
– Нет! Вы поглядите только, – оглядывалась бабка на икону «Всех святых в земле Русской просиявших», – вы послушайте только, отцы мои, что он языком своим поганым тут плещет! Ты у меня точно в больницу загремишь.
– Не загремлю. Ты, бабун, завтра про мои слова забудешь.
– Такое – забыть? Тебя про государство – кто подучил?
– Никто. Сам знаю. И в обмороке говорили.
– Не поверю, чтоб какой-то дурошлёп своим птичьим разумком такое знать мог.
– Я ж тебе говорю: обморок так сказал. А разумок у меня не птичий, нормальный.
– Ага, нормальный. Пришивала я третьего дня прямо на тебе хлястик. А нитку в рот и забыла тебе сунуть. Вот разум и пришила. Так ты молчи лучше. При Усаче не посмотрели б, что маленький, в «чёрный воронок» – и в лагерь.
– Я знаю, что такое «чёрный воронок». Никогда «воронок» за мной не приедет. Другая машина приедет.
– Ты точно у меня хворый. У нас каждого человека – в воронок и в лагерь могут!
– Кому не надо, того не повезут.
– Что ты мне тут по ушам ездишь! Как та цыганская Настя. Ну, маленькая эта, замурзанная, которую старые цыганки к мужикам подсылают… А хочешь, я тебе про твоё будущее скажу? Станешь ты от таких слов девчонкой, а потом болтливой бабой. Хоть и в штанах ходить будешь.
– Ещё чего. Умру, а девчонкой не стану… Лучше про Досифея скажи, ба.
– Мало чего я знаю. Только то, что отец Кит рассказывал. И прочитать негде. Только тропарь про него – или уж правильней, про неё – про святую девицу знаю:
Иже Духом Святым издетска Христу обручена была еси,И, сокрывши себе от мира в подобии мужестем,Пещерное затворение сладостно восприяла еси.Молися о нас, Досифея славная, Жениху твоему.Да избавит нас от мрака греховногоИ спасет души наша…– А тебя и Корнея кто от мрака избавит, как меня не станет? Сокрушённые сердцем вы оба! Убила б вас, кабы не любила так. Надо бы «пещерное затворение» вам устроить!
Каин, подслушивавший за дверью, даже подпрыгнул от радости. «Ух, бабка! Во даёт! Правильно! Затворить надо Тишку в пещере или ещё где-то запереть!»
Не сторож я брату…
Восьмой класс Корнеюшка заканчивать не стал.
– Мне и семи с половиной за глаза хватит, – черканул он однажды себя ногтём по шее и школьную замудиловку в 3-м Артиллерийском переулке прервал. Стукнуло уже Корнею пятнадцать, и собрался он открыть собственный крабо-креветочный бизнес. Шёл 91-й год, никто школьниками особо не интересовался, пышно разросшееся вокруг них зло газонокосилкой не выкашивал, чахлые росточки добра – жёрдочками не подпирал…