Как раз в тот момент, когда он подумал, что ему может потребоваться вернуться и втащить ее внутрь, пара очень красивых ножек материализовалась как раз над ним, и она попятилась как раз ему в руки.

Глава 17

Хорошо, не совсем в его руки. Ему бы этого хотелось. Просто прямо над ним.

Он выдохнул от облегчения. Они выиграли для себя еще немного времени. Если охранник проснется теперь, то ему потребуется какое-то время на то, чтобы обнаружить отсутствие Келли.

Они почти миновали самую сложную часть — если не считать одной детали. Ноги Келли тряслись.

— Постепенно, — произнес он. — Там лестница. Смести ноги в сторону по стене и поставь ногу на перекладину. Я поймаю тебя, если упадешь, я обещаю.

Она поскребла ногой в поисках лестницы, а затем просто застыла. Что она делает? О чем думает?

— Келли? — позвал он. — Все в порядке?

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы ответить, и когда она это сделала, речь ее была сдавленной.

— Я… ничего… не… вижу.

Оу, фигня. Он только что вспомнил, что она боится высоты. И не просто чуть-чуть пугается. Она ужасалась до дрожи в руках, до стука в коленях.

В спортивном зале в классе «5 лет до» он отвлекал всеобщее внимание, когда была ее очередь лезть по веревке, поэтому она могла проскользнуть в конец очереди. А когда они с классом отправлялись в виртуальные театры, она сжимала его руку так сильно, что оставляла на ней маленькие отметины. Даже в двенадцать он был до смешного разочарован, когда метки исчезли.

По-видимому, пять лет не смогли уменьшить ее страх. Он должен ей помочь. Но как?

Он нажал на кнопку на своем наручном коме, и темноту прорезал тонкий лук света. Уже лучше. Но она все еще не шевелилась. Он поднял руку и замер, пытаясь решить, куда лучше ее положить. На ее бедро? Ха. Он бы хотел. На ее колено? Все равно пугающе интимно. Тогда лодыжка. Милое, совершенно безобидное место.

— Ты можешь сделать это, — он обхватил рукой ее лодыжку, и от ощущения ее гладкой, бархатистой кожи едва не грохнулся с лестницы. Ох, парень. Когда речь о Келли, никакая часть тела не является безопасной. — Ты отправилась в тюрьму, чтобы не дать своему будущему сбыться. Ты не позволишь небольшой фобии не дать тебе выбраться на волю.

Он задержал дыхание. Прошла секунда, вторая. Наконец она стала двигаться, оторвав ногу от ступеньки и переставив ее на следующую. Воздух вырвался у него из легких.

— Вот так, — сказал он, подражая тренеру Блейку. — Шаг за шагом. Так же просто, как достать пирог из кухонного комбайна. Ну, если ты вообще когда-нибудь использовала кухонный комбайн.

У нее вырвался сдавленный смешок, но колени у нее дрожали с такой силой, что он испугался, что она может упасть. Он карабкался вверх, его глаза были прикованы к ее фигуре. Малейшее скольжение, и он будет готов поймать ее.

— Говори со мной, — сказала она дрожащим голосом. — Кто здесь оставил проем и голограмму?

Хороший выбор. Приятная, безопасная тема. Такая, которая отвлечет ее от того, что они делают. Они продолжили подниматься, и он ответил на ее вопросы про Подполье. По правде говоря, он едва осознавал, что она говорит. Он был слишком занят пристальным наблюдением за ее руками и ногами.

Был ли он так исключительно сосредоточен на ком-либо раньше? Да. На ней. Он всегда замечал ее, каждое ее движение, каждый вдох. Он мог сказать, просто прислушавшись к ее дыханию, что она чувствует. Нынешние быстрые, неглубокие глотки воздуха означали, что она была напугана.

А затем она внезапно остановилась.

— Я добралась до конца.

— Видишь заслон над тобой? Стукни по нему хорошенько.

Она не пошевелилась.

— Я прямо под тобой, Келли. Я не дам тебе упасть.

От ее дыхания вздрогнуло все ее тело. А затем она качнулась вверх, и экран улетел наружу.

Она выбралась на верхушку здания, и он вылез вслед за ней. Было темно, и на них, казалось, опустилось покрывало из звезд, укутав и укрыв их в ночи. В небе висела луна, полная и круглая, освещающая крышу.

— Никогда не видела чего-либо настолько прекрасного, — прошептала она, запрокинув лицо к небу.

Он согласился. Но он не мог удостоить звезды вниманием. До конца его дней ночное небо будет еще множество раз. А это может быть последний раз, когда он видит Келли. Ему хотелось навечно запечатлеть ее вид в своей памяти. То, как светятся ее глаза, вернувшиеся к их обычной живости и сиянию, то, как лунный свет лежит на изгибе ее щеки. Он не мог дышать, глядя на нее. У него болело в груди, словно внутри был миллион ножей, пытающихся прорезать себе путь наружу.