Детей и женщин переплавляли на лодке, а мужики перегоняли подводы гружёные вещами и другим скарбом. Преодолевали реку практически целые сутки. Ночевали в деревушке, стоящей недалеко от реки Намын и на следующее утро двинулись дальше.

В тех местах население проживало редко и деревушки попадались через тридцать, а то и пятьдесят вёрст11. Население занималось сельских хозяйством, скотоводством, держали баранов. Не обошлось и без небольшого происшествия, в районе Арга выехала из леса конница, лошадей в двадцать, это были вооружённые китайцы, они хотели ограбить обоз, но монголы и дауры, сопровождавшие нас, отправили парламентёров. Те долго что-то с ними толковали, но вернувшись сообщили, что бояться нечего и надо продолжать дорогу. Они объяснили, что это была шайка бродивших конфудюнов и они побоялись нападать на обоз, так как с нами было более трёхсот винтовок и даже автомат ППШ. Монголы им это передали и те не рискнули нападать и ушли в другую сторону. Больше никаких препятствий не ожидалось, как кроме мелких горных речушек, попадавших по пути.

На восемнадцатые сутки обоз выехал на курортную станцию Чжаланьтунь12, стоявшую на центральной железной дороге – бывшей КВЖД13. Она была расположена на реке Ял, впадавшей в реку Нонни, Нонни впадает в реку Сунгари, ну а река Сунгари впадает в реку Амур, в районе Хабаровска у села Ленинское.

Станция стояла на живописном месте и летом здесь было очень красиво. Был построен Курзал и во времена КВЖД, при управляющим дороги Остроумовым, здесь отдыхали и лечились железнодорожники. Также здесь была построена большая оранжерея с разными цветами и южными растениями. Росли кактусы и алоэ, которым в 1946 году было по сорок-пятьдесят лет и много других интересных цветов, сохранившихся со времён постройки дороги.

Добротные здания были построены из кирпича в 1905-1913 годах. В парке, над специально оборудованным бассейном со светлой водой, находился мост, висевший на огромных цепях. Вокруг располагались родники и озёрца с чистой водой, по берегам росли деревья. В озёрцах водилась щука, карась, налим, сом, ленок и другая рыба.

Приехали на станцию как раз на первое мая, монголы праздновали, кругом висели красные флаги, китайское и монгольское население совместно танцевало янгыл – бесконечный однообразный танец под барабаны.

Войска Красной армии ещё стояли, но уже готовились к отправке на родину.

Мы остановились во дворе монгольской управы, накормили лошадей и решили также отпраздновать 1 мая. Помню, как в тот день Петька Маркин, разгулявшись, залез на кирпичную трубу в кочегарке, взялся за громоотвод и стал плясать, но стержень громоотвода обломился и он с высоты тридцать-сорок метров рухнул вниз, упал на лошадь, привязанную около кочегарки, сломал семь рёбер и позвонок, а часа четыре после происшествия умер в больнице. Это была первая жертва за весь переход. Так нехорошо закончился день 1 мая 1946 года. Последующие дни все отдыхали, бродили по базару, знакомились с местными жителями.

В один из вечеров, я узнал, что на станции Чжаланьтунь живёт тот офицер Романенко, который бил меня в отряде и из-за которого пропустили меня через строй, и я решил отомстить ему, во что бы то ни стало. В это время с Чола14 тоже выехали переселенцы и я встретил несколько знакомых ребят. Вечером, никому не говоря, я договорился с Колькой Соломатовым, мы взяли с собой мукденки15 и ушли искать Романенко, нашли его хату. Это была большая семья, отец был китаец, а мать – русская, детей было человек пять, кроме старшего Володьки, который и был нам нужен. Расспросили хозяев, они со слезами сообщили, что их сына с Сунгарийского отряда переправили в Пешковский отряд, находившийся тогда в городе Хайларе16, что с ним на данный момент, они не знали. Японцы, почуяв волнение в отряде, заранее до прихода Красной армии в Китай, организовали якобы тактические занятия, увели отряд в сопки, построили как вроде на занятия, а сами заготовили своих пулемётчиков и внезапно весь отряд, примерно двести человек, расстреляли из-за укрытий, потом живых докололи своими штыками и вернулись, как ни в чём не бывало, объявили всем, что отряд находится на занятиях. Вот в тот раз и был расстрелян Романенко, рука тех, на кого он служил, покарала его. Страшная была картина, когда жители Хайлара, Трёхречья, Якеше, Чжаромте и других населённых пунктов узнали о смерти своих сыновей и братьев. Это случилось накануне войны, за несколько дней до прихода Красной армии в Маньчжурию.

Началась война в районе Хайлара, где пало много воинов Красной армии. Хайлар был укреплён хорошо, но мощь военной техники, разгромила весь плацдарм Хайлара. В этом месте, под землёй был построен второй Хайлар из железобетонных катакомб, со всем необходимым техническим военным оборудованием и электростанциями. Всё это сохранилось до сих пор. Пока проходили бои, тела убитых лежали не схороненные и раздувались от палящего солнца Маньчжурии. Не точно, но одному или двум удалось спастись, когда японцы докалывали раненых, то, по-видимому, пропустили их и они, под покровом ночи, нетяжело раненные, ушли до первого населённого пункта, где уже рассказали о случившемся. Народ всполошился, весть разнеслась по всему району Маньчжурии. Многим парням, призыва того года не повезло, их жизнь закончилась так плачевно.

Некоторые порывались забрать трупы, но не решались из-за шедшей в то время войны. Выезжать куда-либо, было запрещено, был введён комендантский час, и рисковать было излишним, легко можно было погибнуть. Так месть моя не состоялась, и я успокоился, сама жизнь за меня отомстила.

Время шло, надо было устраиваться дальше, искать работу. В тот период какой-то предприниматель Черемушкин, организовал контору сельского хозяйства. В районе Чжаланьтунь, километрах в десяти, находился конный завод, он уже не работал, часть коней угнали в Союз, другую часть разобрали местные кители. Нам предложили обосноваться в нем и заниматься сельским хозяйством. Квартиры там были полуразрушенные, сначала пришлось привести их в порядок. После обустройства, этой же весной, земли около бывшего конезавода были вспаханы и посеян хлеб, овёс и картофель. Картофель и овёс уродились, а пшеница не выдержала засушливого лета и погибла. Все остались без хлеба и мы с отцом возили дрова на рынок в Чжаланьтунь, продавали их или меняли на муку, соль и другие необходимые продукты.

Год прожили на заводе, а после стали беспокоить конфудюны и оттуда пришлось убраться на станцию Чжаланьтунь и жить там одним днём, как птицы, бывало, что по несколько дней не ели хлеба, не было соли, за один дин (примерно 500 грамм) приходилось отдавать с большим трудом добытую телегу дров. Соль продавали пополам с содой или другой примесью. Жизнь становилось голодной, обношенной и надо было что-то делать.

И вот в 1947 году я сумел устроиться молотобойцем в Дистанцию, которая объединяла службу пути и гражданских сооружений. Принимал меня начальник кадров – Крюков Николай Михайлович, закоренелый холостяк, интеллигентный человек, всю свою жизнь занимавшийся спортом и гимнастикой. Его родители были коренными жителями Владивостока, во время революции его отец вёл подпольную работу ревкома17, о нём даже писали в книге.