Если отвлечься от непосредственного объекта нашего исследования и обратиться к российскому законодательству, то приходится констатировать наличие определенного правового пробела в регулировании охраны жизни до рождения человека.

Основной закон страны, Конституция РФ, в ст. 17 предусматривает, что «основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения» [224] . Согласно ст. 53 Федерального закона от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» [225] моментом рождения ребенка является момент отделения плода от организма матери посредством родов [226] .

Вплоть до принятия названного законодательного акта вопрос о том, какой момент следует считать началом жизни человека, оставался в правовой науке дискуссионным. Согласно господствовавшим в науке уголовного права представлениям жизнь человека начиналась с рождения, а если быть точнее, – с начала физиологических родов [227] . Такой вывод традиционно делали исходя из формулировки ст. 106, предусматривающей ответственность за убийство матерью новорожденного ребенка – «во время или сразу же после родов».

Роды – это сложный физиологический процесс изгнания содержимого полости матки (плод, околоплодные воды, плодные оболочки и плацента) через естественные родовые пути. Выделяют три периода родов: первый – раскрытия, второй – изгнания, третий – последовый [228] . Непосредственное появление ребенка на свет связано со вторым периодом, когда происходит полное раскрытие шейки матки, переход схваток в потуги, и, наконец, рождение ребенка.

В связи с этим возникал вполне понятный и закономерный вопрос: какой из этих периодов считать началом физиологических родов – первый, когда плод находится полностью в утробе матери, или все же второй?

В частности, С. Бояров писал: «начальным моментом жизни человека считается момент появления из организма роженицы части тела младенца, имеющего сердцебиение» [229] .

Аналогичного мнения придерживался и Э.Ф. Побегайло: «Под началом жизни человека следует понимать начало физиологических родов» [230] .

Г.Н. Борзенков, называя начальным моментом человеческой жизни начало физиологических родов, в то же время ограничивал его прорезыванием головки ребенка из тела матери [231] .

А.Н. Красиков предлагал исходить из положений Приказа и Постановления Минздрава РФ и Госкомстата РФ от 4 декабря 1992 г. № 318/190 «О переходе на рекомендованные Всемирной организацией здравоохранения критерии живорождения и мертворождения», который связал живорождение с «полным изгнанием или извлечением продукта зачатия из организма матери» [232] .

Г.А. Есаков предлагал вовсе не отталкиваться от оговорки ст. 106 «во время родов», поскольку, по его мнению, «данная оговорка не имеет ничего общего с уяснением момента начала человеческой жизни и менее всего предназначена законодателем для этой цели» [233] . Рассматривая «во время родов» исключительно как описание времени совершения преступления, он предлагал согласиться с позицией М.Д. Шаргородского, в соответствии с которой начало жизни – это либо «начало дыхания», либо «момент отделения пуповины» [234] . Как причинение смерти живому человеку следовало рассматривать также причинение смерти появляющемуся на свет и пока не дышащему ребенку.

Если исходить из названия и диспозиции ст. 106 «Убийство матерью новорожденного ребенка», отталкиваться стоит именно от «новорожденности», а это понятие в медицине всегда связывалось с отделением плода, его полным изгнанием из тела матери и первым вздохом [235] .

Видимо, по этой причине законодатель связал момент рождения, а соответственно, момент появления у субъекта прав на охрану его жизни от посягательств, с отделением от тела матери. De jure это должно означать, что причинение вреда плоду, который все еще находится в теле женщины, даже если процесс физиологических родов уже начался, нельзя квалифицировать как убийство. Однако не совсем понятно, как в этом свете трактовать положение ст. 106 «убийство матерью новорожденного ребенка во время родов», поскольку этот временный промежуток имеет место до момента рождения. А уголовный закон, согласно положению ч. 1 ст. 106 УК РФ, охраняет жизнь человека уже в этот момент.

В отечественной юридической литературе также получила распространение точка зрения, согласно которой «уголовно-правовая охрана человеческой жизни должна начинаться с момента зачатия» [236] . Последовательным сторонником подобной позиции выступает А.Н. Попов, который отстаивает необходимость расширения временных границ начала жизни. В другой работе он предлагает сместить их на тот срок, когда «ребенок уже готов продолжить свое существование вне материнского организма» [237] . Он полагает, что, исходя из новейших медицинских нормативных актов, можно утверждать, что убийством следует признавать прерывание беременности на сроках свыше 22 недель, если, конечно, речь не идет о состоянии крайней необходимости, когда прерывание беременности производится для сохранения жизни беременной.

На наш взгляд, проблема уголовно-правового регулирования внутриутробного развития представляет собой сложное явление, в котором можно выделить несколько аспектов.

Прежде всего, принципиальное значение имеет защита эмбриона [238] на ранних сроках беременности. Определение статуса человеческого организма на ранней, эмбриональной стадии развития, необходимо в первую очередь для ответа на вопрос о том, как следует к нему относиться: как к «предмету правоотношений (тогда его можно будет покупать, продавать, уничтожать и т. д.) или как к части человека (про-человеку), нуждающейся в особой защите» [239] .