Человеком, который сильнее всего повлиял на детские годы Натали, был ее брат Владимир. Его образ стал для нее в конце концов олицетворением мужского совершенства. Всю свою жизнь она искала двойников Боди почти во всех своих друзьях. «Он читал нам пьесы Эдмона Ростана, “Синюю птицу” Метерлинка, отрывки из Рабиндраната Тагора и, конечно, свои собственные произведения, – вспоминает княжна Ирэн Палей. – Он писал для нас маленькие пьески, рисуя к ним костюмы, придумывая декорации и выставляя свет. Он часами играл для нас на фортепьяно музыкальные пьесы собственного сочинения». По словам Жака Феррана, в данном им кратком портрете князя [23] сначала можно увидеть лишь ребенка с неестественным поведением и позера, хотя на самом деле речь шла о необыкновенной зрелости, очень нехарактерной для его возраста.

Его родители и, в особенности мать, с которой они были очень близки, всячески поощряли его редкие дарования. В детстве он писал стихи, за которые родителям не приходилось краснеть перед гостями.

«Некоторые из его произведений могут сравниться со стихами Пушкина», – уверяет князь Феликс Юсупов [24] . Владимир прекрасно рисовал и виртуозно играл на фортепьяно. Идеальный старший брат! Если к этим интеллектуальным качествам прибавить внешность Нарцисса, то вы получите о нем полное представление. В своих воспоминаниях [25] графиня де Гогенфельзен, ставшая впоследствии княгиней Палей, с восторгом говорит о том, как выглядел сын, которому тогда исполнилось семнадцать, на одном из балов-маскарадов. «Заказали мы ему наряд времен царя Алексея Михайловича: белый, шитый золотом камзол. Сидел он на стройном юноше восхитительно. Дополняли эту роскошь широкие панталоны голубого шелка, мягкие красные сафьяновые сапожки и белая матерчатая шапка с собольей оторочкой. Графинины гости обомлели от восхищения. В один голос все заявили, что Бодя – самый красивый на балу мужчина. Художник Леон Бакст, бывший тут же, подошел ко мне и сказал: “Ваш сын, княгиня, – Иван-царевич из сказки”. Потешила в тот вечер я свою материнскую гордость».

Владимир был источником радости для всех. Даже сам великий князь Павел, так часто полностью погруженный в свои мысли, в его присутствии много смеялся. Он любил листать альбом карикатур, нарисованных Бодей, который всегда замечал человеческие странности, и в первую очередь свои собственные. Что же касается Ирэн и Натали, то о них он говорил откровеннее всего и делал очень психологически точные замечания о той глубокой связи, что была между ними [26] . «В тот год Ириша впервые соблюдала пост. Она поехала с нами в церковь без Наташи, которая не знала, чем заняться дома. Ее вывели на прогулку, но, казалось, ей было скучно. Ириша всегда была “заводилой” в играх, и Наташе было не по себе оставаться без старшей сестры, к тому же они и не привыкли расставаться. Если одна из них болела, другая грустно слонялась по дому, как тень. Когда они играли вместе в саду, то непременно ссорились, но через пять минут игра продолжалась как ни в чем не бывало. Как говорится в пословице: “Вместе тесно, а врозь – скучно”».

До 1913 года, когда Натали исполнилось восемь лет, Бодя разделял с родителями изгнание, но потом, с позволения царя Николая II, он вернулся в Россию для обучения в Пажеском корпусе [27] ; выбора у него не было… По традиции мужчины их семьи становились офицерами. С тех пор его сестры с нетерпением ждали, когда он приедет в Булонь на каникулы, одетый в темно-синюю форму с золотыми петлицами и в каске с белым султаном. Однако никто не ожидал, что обучение вдалеке от дома так повлияет на Владимира; все изумлялись тому, как он изменился. В выборе такой формы образования чувствуется рука великого князя Павла, который, в противоположность своей супруге, «относился довольно равнодушно к тем качествам, за которые так ценили его сына» [28] ; более того, «эти богемные склонности изумляли его и, возможно, немного тревожили» [29] .

Время показало, что он был прав. Боде, оказавшемуся в разлуке с родными, вдалеке от обожания, которым окружали его мать и сестры, пошло на пользу общение с мальчиками своего возраста и строгая дисциплина Пажеского корпуса. Его поведение стало естественней и проще, но при этом он не оставлял своих прежних увлечений.

Его отъезд стал первым серьезным переживанием для маленькой Натали.

В январе 1912 года великий князь Павел вновь обрел милость императора Николая II. Спустя почти десять лет после изгнания царь решил, по случаю празднования трехсотлетия династии Романовых, простить непокорного дядю, единственного на тот момент оставшегося в живых брата своего отца Александра III. Для того чтобы окончательно узаконить свое решение, он специальным указом назначил его почетным шефом 79-го пехотного Куринского полка [30] . Естественно, что после этого великий князь хотел покинуть Францию, чтобы окончательно вернуться с семьей в Россию. В том же году он отправился в Царское Село, чтобы построить там дворец. Он проектировал его, вдохновленный своим поместьем в Булони, и украшал привезенными из Франции произведениями искусства. Дворец еще не был полностью закончен даже ко времени их переезда в мае 1914 года.

«Мебель из парижского дома, картины, витрины, все вещи, купленные во время двух путешествий по Италии и Германии, привозили на грузовом поезде…» [31] Натали уже исполнилось тогда почти девять лет, и до этого момента она никогда не уезжала из Булони, кроме как летом на воды в Виши или в Баварию, в Биарриц – каждый год они подолгу жили на своей «Кокетливой Вилле», поэтому для нее переезд стал настоящим приключением! Из привычного окружения с ними в новую жизнь отправились только мадемуазель Теро и мисс Уайт. Она совсем не была готова ко встрече с Россией, страной очень отсталой и одновременно очень развитой. Однажды они, к своему ужасу, увидели впряженных в упряжь бурлаков на Волге, которые еле-еле тащили за собой баржу; на следующий день, вернувшись с санной прогулки по полям, сверкающим от снега, они с удивлением обнаружили, что их встречает слуга, единственной работой которого было стряхивать снег с одежды господ специальной, только для этого предназначенной щеткой…

Легко можно вообразить, с каким восторгом Натали узнавала Санкт-Петербург, где сразу после приезда они жили во дворце отца – дом 68 на Английской набережной, в ожидании переезда в Царское Село. Город, построенный ее предком Петром Великим в 1703 году, с 1712 года был постоянной императорской резиденцией. Это строительство ознаменовало конец византийского стиля: наступало время архитектуры Центральной и Западной Европы. Так возник очень декоративный стиль, вошедший в историю архитектуры под названием «русское барокко». Самые известные архитекторы того времени – Трезини, Валлен де ла Мот и Растрелли – годами работали в России, отдавая городу все свое воображение и вкус. Дворец Академии изящных искусств в малом Эрмитаже, собор Казанской Божией Матери – массивное серебро иконостаса и парапетов было изъято у наполеоновской армии, разграбившей московские церкви, – крепость Адмиралтейства и, конечно, статуя всадника Петра I Фальконе… Этот город с набережными розового гранита вдоль Невы, пестреющей мозаикой качающихся на волнах лодок, без сомнения, поразил воображение такого чувствительного ребенка, каким была Натали.

В Царское Село они приехали из Санкт-Петербурга на поезде по первой железной дороге, построенной в России в 1837 году. Там еще живы были воспоминания о Пушкине; молодой поэт прочел здесь 8 января 1815 года в присутствии писателя Гавриила Державина свою знаменитую поэму «Воспоминания о Царском Селе». Здесь находился легендарный Летний дворец, окруженный красивейшим парком, – за его бело-синим с золотом фасадом проходили когда-то музыкальные вечера под руководством Иоганна Штрауса… Поместье великого князя Павла, вокруг которого разбили французский сад, было обнесено решеткой из темного металла с бронзовыми медальонами с инкрустированной буквой «П», написанной кириллицей над императорской короной. Наступал вечер, и фонари, украшенные акантовыми листьями, – город был первым в Европе, где провели электричество, – отбрасывали на снег радужные блики… Анфилады комнат… В будуаре в стиле «розовая гостиная» графиня де Гогенфельзен собрала все свои любимые вещицы. В парадной столовой «серебряная посуда и хрусталь XVII и XVIII веков поблескивали в стеклянных шкафах-витринах» [32] , гулко отдавалось эхо в большом зале для приемов и балов, который все время пустовал… И конечно, просторная библиотека! Таким был новый дом, в котором теперь росла Натали.