— Понятно. Итак. Мы каким-то чудом выводим всех этих детей, прежде чем прибывают бхарапутряне в полном составе…

— Да, скорость — это главное.

— Как обычно. Но возникни любая небольшая заминка или препятствие, и бхарапутряне будут вокруг нас повсюду. Это не то что с марилакцами на Дагуле IV; этих детишек не натаскивали неделями на процедуру посадки в катер. И что тогда?

— Как только клоны погрузятся в катер, они по сути станут нашими заложниками. С ними на борту мы будем в безопасности от огня на поражение. Люди Бхарапутры не станут рисковать своими инвестициями, пока у них есть шанс вернуть себе хотя бы часть их.

— Но стоит им решить, что шансов больше не осталось, и они устроят нам самую решительную расплату — чтобы потом другим неповадно было.

— Верно. Мы должны затуманить их разум сомнениями.

— Тогда их следующим шагом — если мы поднимем катер в воздух — будет попытка разнести на куски находящийся на орбите «Ариэль», прежде чем мы до него доберемся, и таким образом пресечь наше бегство.

— Скорость! — упрямо повторил он.

— Непредвиденные обстоятельства, дорогой мой Майлз. Приди же в себя. Обычно мне не приходится по утрам заставлять твои мозги работать. Может, хочешь еще чаю? Нет? Я предлагаю: если нам придется опасным образом задержаться внизу, пусть «Ариэль» найдет прибежище на Станции Фелл, и мы встретимся там.

— На Станции Фелл? На орбитальной станции? — Он замялся. — Зачем?

— Барон Фелл по-прежнему в состоянии вендетты с Бхарапутрой и Риовалем, верно ведь?

Политические междоусобицы джексонианских Домов; а он не настолько в курсе этих дел, насколько стоило бы. Он даже не думал о том, чтобы искать союзника среди прочих Домов. Все они — преступники, все — злодеи, которые терпят друг друга или друг другу вредят в попытках изменить баланс власти. И снова это упоминание о Риовале. Почему? Он отделался еще одним безмолвным движением плеч. — Оказаться зажатыми в угол, быть пойманными в ловушке на Станции Фелл, пока Бхарапутра будет бороться за контроль над скачковыми станциями, — это не упрочит нашего положения. Никому из джексонианцев нельзя доверять. Убраться восвояси и уйти в скачок как можно быстрее — это по-прежнему остается самой безопасной стратегией.

— Бхарапутра не сможет прибрать к рукам скачковую Станцию Пять, ею владеет Фелл.

— Да, но я хочу вернуться на Эскобар. Здесь все клоны найдут безопасное пристанище.

— Послушай, Майлз, этот маршрут потребует сделать обратный прыжок через владения консорциума, уже контролируемого Бхарапутрой. Мы никогда не сможем уйти тем же путем, что и пришли, разве что у тебя что-нибудь припрятано в рукаве — нет? Тогда позволь мне заметить, что самый лучший маршрут нашего бегства пролегает через Станцию Пять.

— Ты действительно видишь в Фелле столь надежного союзника? — осторожно переспросил он.

— Не совсем. Но он — враг наших врагов. Логика такая.

— Но скачок со Станции Пять приведет нас в Ступицу Хеджена. На цетагандийскую территорию мы лететь не можем, так что единственный оставшийся маршрут из Ступицы — это через Пол на Комарр.

— Кружным путем, зато куда безопаснее.

«Не для меня! Это же проклятая Барраярская Империя!» Он подавил бессловесный вопль.

— Ступица — Пол — Комарр — Сергияр — и снова на Эскобар, — весело перечислил Торн. — Знаешь, это действительно может сработать. — Торн сделал еще несколько записей, склонившись над комм-пультом; ночная рубашка струилась и переливалась в разноцветных огоньках видео-дисплея. Затем гермафродит оперся локтями на пульт и положил подбородок на руки; его грудь вздымалась, вырисовываясь под тонкой тканью. Выражение на его лице сделалось мягким и задумчивым. Наконец Торн поглядел на него со странной, чуть ли не печальной улыбкой.

— Клонам когда-нибудь удавалось бежать? — тихо спросил Торн.

— Нет, — машинально и быстро ответил он.

— Не считая твоего собственного клона, разумеется.

«Опасный поворот беседы». — Мой клон тоже не сбежал. Его просто забрали покупатели. — Ему стоило попытаться бежать… удайся ему это, и что за жизнь он бы сейчас вел?

— Пятьдесят детишек, — вздохнул Торн. — Знаешь, это задание мне на самом деле по душе. — Подождав, Торн кинул на него пронзительный, горящий взгляд.

Он почувствовал себя ужасно неуютно, и, хоть и не сделал ничего идиотского — например, не ответил Торну «спасибо», — но обнаружил, что не может выдать взамен никакой реплики. Повисло неловкое молчание.

— Полагаю, — задумчиво произнес Торн после слишком долгого мгновения, — кому угодно, выросшему в подобном окружении, должно быть очень трудно по-настоящему поверить… кому-либо другому. Его слову. Или доброй воле.

— Думаю… да. — Это случайный разговор или нечто более зловещее? Ловушка…

Торн, с той же странной загадочной улыбкой, перегнулся через подлокотники обоих кресел, обхватил его подбородок сильной, узкой кистью и поцеловал его.

Он не знал, что именно должен сделать, — отшатнуться или ответить, так что не сделал ни того, ни другого, окосевший, парализованный паникой. Губы Торна были теплыми, они отдавали чаем и бергамотом, шелковые, душистые… С этим Нейсмит тоже трахается? И если да, то кто кого? Или по очереди? «И так ли уж это было бы плохо?» Его ужас возрастал одновременно с совершенно явным возбуждением. «Я уверен, что умер бы за прикосновение того, кто меня любит.» Он всегда был один.

Наконец Торн, к его глубочайшему облегчению, отодвинулся, хотя лишь слегка: рука по-прежнему не выпускала его подбородка. Еще мгновение полного молчания, и улыбка Торна сделалась кислой. — Думаю, мне не стоило тебя дразнить, — вздохнул гермафродит. — Учитывая все обстоятельства, в этом есть некая жестокость.

Торн выпустил его и встал; чувственную томную расслабленность сразу словно выключили. — Я вернусь через минуту. — И прошагал в ванную комнату, заперев за собой дверь.

Он сидел, ослабев и дрожа. «Какого черта, что все это было?» Другая часть рассудка в это время встревала: «Держу пари, сейчас ты мог бы расстаться со своей проклятой невинностью…», а еще одна вопила: «Нет! Не с этим же!»