минуту я, когда

тебя забыть могла бы..."

120

В давние времена кавалер полагал сначала, что дама еще опыт мирской не прошла, но, потом прослышав, что она в сношениях тайных с другим,- через некоторое время

"Если б поскорее

настал тот праздник в Оми,

праздник в Цукума!

Посмотрел бы, сколько,

жестокая, котлов с тобой" 164.

121

В давние времена кавалер, видя, как уходит из Умэцубо, под дождем промокая, некий человек,

"Ах, если б шляпа та,

где соловей цветов узоры

выткал, у меня была!

Надеть домой тому я дал бы,

кто, видно, мокнет под дождем..."

А тот в ответ:

"Шляпы тех, где выткал

цветов узоры соловей,

я не хочу. Вот лучше

люби меня, и на огне

любви твоей просохну!" 165

122

В давние времена кавалер той даме, что верность нарушила,

"Ладонью зачерпнув, жемчужные

струи пью, что в Идэ

в Ямасиро текут...

Без веры всякой ныне

союз с тобой наш стал!" 166

Сказал так, а она и ответа не дала.

123

В давние времена жил кавалер. Надоела, что ли, ему та дама, что в местности, "Густой травой" называемой, жила, но только он сложил:

"Если уйду я

из дома, где прожил

много годов,

еще более "густой

травы" - он полем станет!"

А дама в ответ:

"Если полем станет,

буду перепелкой

плакать в поле я...

Неужли на охоту

ты даже не придешь?"

Так сказала она, и он, в восхищении, об уходе и думать перестал.

124

В давние времена кавалер, по-видимому, о чем-то думая, сложил:

"Так и оставлю,

никому не сказав,

свои думы!

Ведь нет никого,

кто был бы со мною..."

125

В давние времена кавалер, страдая и в сердце своем полагая, что смерть ему приходит,

"Издавна слышал

я о дороге, которой

мы напоследок пойдем...

Но что это будет

вчера иль сегодня,- не думал..." 167

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Т. е. когда он достиг совершеннолетия: в те времена мальчик, которому исполнилось двенадцать лет, уже считался взрослым, в ознаменование чего над ним совершался особый обряд, так сказать, "конфирмации", заключавшийся в особом ритуальном обрезании волос, носимых до сего времени длинными, в изготовлении из них прически, на которую и надевался первый мужской головной убор - убор взрослого мужчины.

2 Приведенное стихотворение настолько сложно по своему содержанию, что требует обстоятельных объяснений, тем более, что даже японская толковательная литература далеко не единодушна в раскрытии истинного его смысла, особенно в отношении отдельных слов. Прежде всего необходимо иметь в виду, что в ту эпоху, когда текстильная техника носила еще вполне кустарный характер, окраска тканей и наведение узоров на них производились ручным способом и довольно примитивным: на гладкий камень накладывались различные травы и цветы, поверх их расстилался холст, который имели в виду окрасить, а затем по нем проводили гладким камешком, так сказать, натирая его. Сок находящихся под холстом растений впитывался при этом материей, и на ней выступали и окраска, и узоры. Так и была изготовлена та ткань, из которой была сшита одежда кавалера. При этом эта ткань носила специальное название: "ткань Синобу", что может означать как и то, что узоры и окраска ее были наведены посредством особой травы, именуемой Синобу, так и то, что такие именно ткани выделывались в местности Синобу, поставлявшей их в виде дани императорскому двору. Особенностью же этих тканей было то, что они отличались чрезвычайно путаным узором, прихотливыми переливами оттенков - в целом лиловатого цвета. Это последнее обстоятельство дает возможность автору поставить в связь два образа стихотворения - свою одежду лиловатого цвета и упоминаемые фиалки. В результате получается следующий смысл: "О ты, моя одежда,- лиловая с узорами; свой цвет ты несомненно получила вот от этих фиалок, растущих на равнине Касуга. И хотя узор твой и от них идет, но в своей спутанности и смятенности он таков же, как и у ткани Синобу". Это первый смысл, переданный и в переводе. Но необходимо помнить, что образ "молодых фиалок" с равнины Касуга есть не что иное, как иносказательное обозначение "двух молодых девушек, живущих в Касуга", в то время как слово "Синобу" означает и понятие "любовного томления", томительной страсти. Отсюда новый смысл стихотворения: "Мое платье не знает пределов смятенности своих узоров и цветов,- хоть и окрашено оно фиалками с равнины Касуга, а может быть даже именно поэтому. Так и сердце мое не знает пределов любовному томлению, вызванному все теми же фиалками с равнины Касуга, т. е. вами, молодые девушки".

3 Превосходила сердцем - в смысле: была очень искусна в делах любви, с утонченными чувствами и умением усложнять и углублять любовные переживания в хэйанском духе.

4 Т. е., по всей вероятности, почувствовал, что она не верна ему, от чего и впал в унылые размышления.

5 Весенний дождь - унылый и долгий; так же тянутся и так же нерадостны и мысли кавалера о любви к нему дамы.

6 Для понимания этого эпизода необходимо иметь в виду два обстоятельства: связь между образом "пучок морской травы" и образом стихотворения основана на игре слов: "морская трава" и "подстилка" звучат по-японски одинаково; во-вторых, упоминание о рукавах, как о таких подстилках, объясняется обычаем тех времен: в часы любовного ложа, сняв одежды, подстилать их под себя.

7 Т. е. отправился в путешествие по восточным провинциям острова Хонсю (главный остров Японского архипелага).

8 Название двух провинций в центральной части Хонсю.

9 Этот подвижник, надо думать, был жителем столицы и принадлежал раньше к тому же кругу, что и герои "Исэ". В те времена бывали случаи удаления в отшельничество с целью предаваться духовному и магическому деянию.

10 "Птица столицы" - миякодори,- так именовали на Востоке этих птиц.

11 Фудзивара - знатнейшая фамилия той эпохи, представляющая древнейшую родовую аристократию страны.

12 Согласно обычному толкованию этого эпизода, кавалер этот успел в провинции Мусаси обзавестись новой любовью, но, не придавая ей значения, продолжал хранить память об оставшейся в Киото возлюбленной. Своими словами он хочет сказать: "Сознаться в измене тебе - мне стыдно; ничего тебе не говорить - как-то неприятно: ведь мы привыкли все говорить друг другу".

13 На конверте следовало бы обозначить, от кого посылается письмо и откуда; он же ставит вместо всего этого слова "стремена Мусаси", имея в виду при этом двойную цель: указать на свое местопребывание - провинцию Мусаси, называя тот предмет, изделием которого эта провинция славилась и который она будто бы поставляла в виде дани императорскому двору; с другой же стороны, намекнуть на то, что, несмотря на свою измену, он продолжает в сущности быть ей преданным и верным и что она может в этом отношении так же спокойно полагаться на него, как спокойно доверяет себя всадник искусно изготовленным стременам Мусаси.