Шрифт:
Тетка Катерина сразу умолкла: ее миссия на этом закончилась. Чачин вышел на крыльцо, зевнул, подал руку, дыхнул перегаром:
– Ты же уехал вчера…
– А теперь вернулся. Говорят, вчера на джипе кого-то катали… Не тебя ли?
Чачин напряженно икнул:
– Довезли… Не то ночевал бы в канаве.
– Говорят, тебя спрашивали обо мне…
Чачин смотрел в пол, судорожно скреб в голове. Сколько человеку нужно выпить, чтобы так отравиться?
– Спрашивали или нет?
– Вроде нет. А может, спрашивали…
Он снова зевнул, сложил губы скобой.
– Вот даже как? Ну хорошо… Иди, отдыхай…
Михалыч шагнул к машине, оставив Чачина одного зевать у ворот.
Двое других жили на краю поселка, в районе двухэтажных брусчатых домов под названием «Шанхай». Иванов вызвал их из дома на улицу и, когда все уселись в машине, Михалыч подступил с расспросами.
Друзья оказались в курсе событий и живо откликнулись на происшествие. Вор хоть стены оставляет, а тут слизнуло, будто корова языком. Они в стороне стоять не будут, помогут – силой и техникой, какая найдется. Странно, однако, что Чачин какой-то неадекватный… Выходит, вчера добавил… Мужики в джипе? А хрен их знает, кто они такие. Остановились, спросили о каком-то военном. Самым знающим оказался Чачин, потому и оказался в машине. Пришли вместе, а его, как царя, на джипе повезли. Фамилию военного не называли. Сказали, что полковник…
Друзья перебирали версии случившегося. Учитывая, что дверь дома подперли снаружи, получалось, что кто-то пошел на заведомое убийство. Однозначно, это не житель поселка, потому что сгореть может и дом поджигателя.
Друзья уверяли:
– Не думай плохого. Поможем…
– Мы ей квартиру выделим, – подал голос глава. – Она ветеран труда все-таки.
– На счет Чачина тоже не думай, – заверил Михеичев. – Это у него от пьянки заклинило.
Друзья вылезли из машины и пошли по домам в разные стороны – каждый к своему брусчатому «гнезду».
Беседа многое прояснила. Двое в джипе – не миф. Друзья даже пытались описать их приметы. Двое из внедорожника похожи на людей, которые свидетельствовали по делу об убийстве Физика. Они это были. Возможно, им стал известен адрес: полковник живет в поселке у матери. Но мать не спала. Она, слава богу, в своем уме…
Подъехав к зданию администрации, Михалыч остановился, продолжая начатый разговор. Впрочем, теперь ничего нового не прибавилось – хоть так крути, хоть эдак. Глава выбрался из машины и отправился домой.
Сумерки сгущались.
Иванов тоже вышел из машины:
– Если что, я буду внутри, а этих, – он указал на дверь, – я отпущу домой. Какая может быть операция, когда убийцы генерала давно известны. Постучишь – я открою…
– Если что – я у тетки Матрены. Как раз за нашими огородами.
Оперативник махнул рукой и скрылся в подъезде…
Тетка Матрена с матерью сидели на лавочке возле заросшего ромашкой палисадника. В старом ведре дымился сухой навоз, разгоняя комаров. Заметив машину, они вскочили:
– Где тебя носит? Ужин давно простыл…
– Мне бы машину поставить…
Не успел Михалыч загнать машину, как в проеме ворот мелькнула фигура Чачина. Его словно подменили.
– Здорово, братан!
Михалыч насторожился. Откуда это? В прошлом они никогда не обращались с такими словами друг к другу. Михалыч затворил ворота. Мать с теткой ушли в дом.
Чачин присел на лавочку, протянул руку к городьбе, вынул из гущи полыни пакет. В нем оказалась плоская бутыль и бумажный пакет с закуской. Из пакета торчали куски хлеба и рыбьи хвосты.
– В «Голубой Дунай» заскочил, – торопился он. – Я чо думаю. Ты опять уедешь, а мы с тобой так и не посидели… Пожары у многих бывают, отстроитесь…
Михалыч присел на скамью, наблюдая за движением пальцев у Чачина. Вот он налил жидкость, поднимая граненую рюмку к свету из окон, чокнулся, поднес к губам и закатил глаза. Михалыч тоже поднес рюмку к губам, но пить не стал – лишь крякнул досадливо. И выплеснул спиртное позади себя, за лавочку. Копчения рыба оказалась впору.
Чачин продолжал наливать. Они чокались. Все остальное продолжалось в том же духе, пока Михалыч не почувствовал, что пора бы уже опьянеть. И «опьянел». Откуда взялось виски у безработного? Но лучше об этом не спрашивать. Пусть сам расскажет, если захочет.
Бутылка закончилась, и Чачин засобирался домой.
Михалыч поднялся на шатких ногах:
– Провожу!
– Куда тебе…
– Молчать!
Михалычу вдруг вспомнилось, что он мент и может качать права.
– Но ты не дойдешь назад! А у меня спать там негде. Даешь слово, что вернешься?
– Ты не веришь мне, Лешка?
– Мать твоя будет потом ругаться. Переживать будет…
– Она у меня с пониманием!
И вот они бредут среди парка. Какие, однако, твердые корни у сосен – подошвы того и гляди отлетят.