Шрифт:
Ухватившись поудобнее за рукоять, Олег принялся резать путы, безмятежно поглядывая в небеса. Вскоре верёвки ослабли, и Сухов осторожно высвободил руки, сжав клинок в правой.
Повеселев, он огляделся. Тайберн был уже близко, деревенские домики выглядывали из-за рощицы, вокруг стелились огороженные поля, а впереди виднелось то самое «тройное дерево», зловещий ориентир.
Скользнув взглядом по конникам, Олег несколько удивился и глянул повнимательней. Кавалеристов стало больше.
Из тюрьмы выезжало шестеро, а ныне в сёдлах покачивались восемь человек. Сердце у Сухова забилось чаще — узнать присоседившихся к охране Быкова и Акимова было трудно, но возможно. Понч — это, наверное, во-он тот далёкий всадник.
«Поборемся…»
Ближе к Тайберну конные прибавили лошадям прыти и окружили телегу, взяли её в кольцо — приближался решающий момент.
Справа от повозки ехал Ярослав. Приклеенная борода ему шла, создавая «пиратский» образ. Быков, придерживая левой рукой мушкет, оттопырил палец, указывая на стражника, примостившегося ближе к вознице. Олег наклонил голову, показывая, что понял, и посмотрел на охранника, который сидел, сгорбившись, ближе к задку.
С левой стороны скрипел седлом Виктор. Невозмутимо поглядывая вдаль, он улыбнулся краешком губ.
И вот оно, «Тайбернское дерево»! Огромная виселица была сделана на совесть, вешай хоть дюжину приговорённых за раз. Рядом располагались сколоченные из досок трибуны для зрителей — этих набежало под сотню, хотя большинство будет любоваться зрелищем стоя, зато бесплатно.
«Сорвём вам мероприятие!» — подумал Сухов, приглядываясь к человечку в красном капюшоне, ожидавшему его на эшафоте. Не дождёшься!
Быков негромко засвистел припевчик: «Пора-пора-порадуемся на своём веку…» — это было сигналом.
Акимов мигом подхватил свой мушкетон и выстрелил, поражая одного из кавалеристов. Обратным движением он ударил прикладом стража, сидевшего на телеге.
Грохот выстрела был настолько неожиданным, что охрана оцепенела.
Быков и Пончик выстрелили дуплетом, а тут и Олег вскочил и, стоя на коленях, всадил нож в шею своему конвоиру.
Возница скатился с козел и почесал в поле, воя дурным голосом. Трое конных стражей закрутились на месте, успокаивая лошадей. Одному из них удалось вскинуть тяжёлый мушкетон, но шпага Быкова сбила прицел — пуля ушла в пыль, а за нею следом пал и сам стрелок.
— Олег! — закричал Виктор, сжимая в левой руке поводья отбитого коня. — Скорей!
Сухова уговаривать не пришлось, он махнул в седло с повозки. Радостно скалившийся Пончик перебросил ему ножны со шпагой.
Прогрохотал мушкет кого-то из охранников, и в дело пошли припасённые пистолеты. Быков с Пончевым промазали, а Виктор попал, сбрасывая чересчур ретивого служаку наземь.
— Уходим!
Четвёрка взяла с места, переходя на галоп, и поскакала к западу, не разбирая, где дорога, а где поле.
Олег в этот момент ощущал простую животную радость существования. Он не умрёт, он будет жить! Разве этого мало для счастья?!
— Спасибо! — проорал Сухов.
— Не за что! — крикнул Пончик и расхохотался.
— Это мы виноваты, конечно же! — покаялся Акимов, но Олег только отмахнулся и глянул через плечо.
По Оксфорд-роуд пылил всадник, нахлёстывавший своего коня, — спешил за подмогой.
— В город лучше не соваться! — прокричал Сухов. — И вообще, давайте к северу, направление — Кембридж!
— Понято! — откликнулся Быков.
— Миледи в порядке?
— В полном! Это она достала нам мундиры да причиндалы.
— Выношу благодарность!
— Служу Советскому Союзу! Стоп! А мы кому служим?
— Прогрессивному человечеству!
— Ха-ха-ха!
— Хо-хо-хо!
— Й-е-еху-у!
Глава 18,
в которой Олег, сам не желая того, распространяет суеверия
Кембриджшир — это низкая болотистая местность, унылая и безрадостная, край мелких озёр и запутанных проток, край одиноко растущих берёз, вересковых пустошей и диких дубрав. Здесь из непроходимых топей, подобно крохотным островкам, выглядывают белёсые останцы, а равнина лишь издали кажется голой — стоит только приблизиться, и ты оказываешься замкнут со всех сторон зарослями камыша в два человеческих роста, густым ивняком да ольшаником.
В этой глуши ещё сохранялись дороги, проложенные римскими легионерами, укатанные колеи, ведущие через пустоши и леса, где хватало лихих людей, промышлявших разбоем.
Изредка попадались одинокие хозяйства и даже целые поместья — старая добрая Англия…
Сухов вёл свой маленький да удаленький отряд низинами да лощинами, стараясь не попадаться на глаза преследователям, — вдогонку за ними кинулось чуть ли не пол-эскадрона. [94] Видать, крепко разозлились англичане.
94
150–200 кавалеристов.