Сам же только что ныл, что обилие сведений не даст жить спокойно, как все, будет постоянно сидеть в нём, застить глаза, мешать!

А теперь… Он что… Забыл?!

Постаравшись успокоиться, Кирилл закрыл глаза и попытался припомнить чертежи танка.

Танка… как назвать-то его… Ну пусть будет Т-2. Нет, пусть лучше будет Т-12. Так солидней как-то…

И вспомнил. Сразу. До мельчайших подробностей.

Тут скрипнула дверь, и в палату на цыпочках, прижимая к себе папку для бумаг, вошла Мария Володичева, стенографистка и дежурный секретарь Ленина.

Молодая женщина одевалась излишне строго, от чего её внешность проигрывала. Не сказать что Мария Акимовна, которую Ильич порою называл «антистарушенцией», была красавицей, однако миловидной — вполне. Приятная женщина.

Заметив, что пациент пришёл в чувство, она сразу оживилась и заулыбалась.

— Виктор Павлович, вы проснулись? Ой как хорошо! — обрадовалась Володичева. — Вы нас так напугали! Лежите и бормочете что-то!

— Давно я здесь? — спросил Авинов, немного смущаясь положения «лежачего больного».

— Второй день, Виктор Павлович!

— Как — второй?! — Кирилла подбросило. — У меня ж задание!

— Ничего-ничего! Лев Давидович сказал, что задание подождёт. Вы так много всего наговорили… Товарищ Троцкий сначала принял ваше бормотание за бред, а потом срочно вызвал меня и приказал записывать за вами… А у дверей выставил часового.

Трудно передать, что в этот момент испытал Авинов.

Отчаяние, оцепенение, ужас, ярость, дичайшее раздражение на свою, такую несвоевременную, слабость.

— И много я… наговорил? — спросил Кирилл охрипшим голосом.

— О да! — воскликнула «антистарушенция». — Что-то про танки, про аэропланы, про какой-то пенициллин… Я записывать устала! И как вы запомнили столько всего, поражаюсь! Лев Давидович сказал, что это вы, будто под гипнозом, выговариваете разведданные. Сколько же вы всего разведали-и…

— А эти ваши записи, — спросил Авинов напряжённым голосом, — они у вас?

— Нет, — мотнула головой Володичева, — я их все сдаю товарищу Троцкому, под роспись, а он ещё и листы пересчитывает — там же всё пронумеровано и с печатью Реввоенсовета… И не отпускает меня никуда, тут и ночую. — Она добавила обиженно: — Не доверяет, что ли?

Кирилл зажмурился и сосчитал до десяти.

— Мария… э-э… Акимовна, а ко мне никто не приходил? — поинтересовался он, надеясь на чудо.

И оно произошло.

— Приходил! — тряхнула волосами Мария Акимовна. — Дядя ваш, Елизар Кузьмич. Он с утра здесь. Позвать?

— Позвать!

Володичева быстренько вернулась к двери и выглянула в коридор. Говор был почти не слышен Авинову.

Единственное, что он разобрал, это ломкий басок часового, пробубнившего: «Не положено!»

Но дежурная секретарша «самого Ленина» знала толк в людях, умея тех убеждать или уламывать. Особенно мужчин.

Вскоре дверь отворилась пошире, пропуская в палату Исаева с солдатским вещмешком. Следом зашла Володичева.

— Вот он где! — воскликнул Кузьмич. — А я думаю, куда это племяш пропал! Обыскался уж…

— Здравствуй, дядька Елизар!

Они неловко обнялись, и Кирилл прошептал:

— Вяжи её, только тихо!

Исаеву только скажи… На вид — старикан, а на деле-то ох живой какой.

Мигом скрутив Марию Акимовну, Кузьмич зажал ей рот.

Володичева лишь глаза выпучила, но Авинову было не до галантности.

Он прекрасно понимал, что всё, — это провал, но надо было сделать возможное и невозможное, лишь бы тайные знания не достались врагу.

Чувствуя лёгкую слабость, Кирилл помог ординарцу связать секретаршу и уложить её на кровать.

Обхватив рукою узкий подбородок Марии, он тихо сказал:

— Прошу прощения, но вы узнали много лишнего. Где моя одежда? Покажите глазами.

Секретарша скосила глаза на шкаф в углу.

— Если обещаете не кричать, я уберу руку.

Володичева часто закивала, не сводя с него перепуганных глаз, и Авинов отнял ладонь.

В тот же миг женщина дико завизжала.

Грохнула, распахиваясь, дверь. Гулко топоча сапогами, в палату вбежал часовой — молодой, конопатый и ушастый.

— Стой, стрелять буду! — сипло крикнул он, вскидывая винтовку.

Исаев опередил красноармейца на долю секунды, выхватив наган. Выстрел!

Часовой выгнулся и, уже в падении, нажал на курок.

Если бы Володичева лежала, красноармеец попал бы в подоконник, но «антистарушенция» приподнялась, пытаясь вскочить со связанными руками, — и пуля угодила ей в голову, обезображивая лицо.