– Слушай, а пожары бывают? – Меня осенило очевидное предположение.

– Бывают. Но если хочешь знать, то самым катастрофическим событием у нас считается неконтролируемое размножение термитов, поедающих кору дерева. Примерно раз в десять лет происходит скачок их популяции и тогда у нас наступают тяжелые времена. Приходится всем, от мала до велика, обрабатывать стволы деревьев вонючей гадостью, пропитывающей все вокруг, одежду, шерсть, еду.

– Нельзя их вывести полностью?

– Нельзя. Они тоже выполняют свою работу и включены в цепочку питания многих видов.

– Как занимательно. Живые города. У нас они мертвые, как гробы.

– Мне так не показалось. У вас светло и есть в них такая техническая красота, которой лишены наши, немного корявые города. Дороги у вас нормальные, а не эти развивающиеся на ветру ленты.

– Да?

– Да.

– Надо будет посмотреть на свой город под другим углом.

Через три часа пути по одинаковым пейзажам я незаметно задремал. Открыл глаза, когда понял, что стало темно. Мы спустились на нижние ярусы и ехали по стабильной дороге, идущей мимо огромнейших стволов деревьев, внутри которых светились квадратики окон.

– Подъезжаем. – Взволнованно сообщила кошка.

Я заметил, как менялась в лице кошка, по мере приближения к дому. Она беспричинно облизывала нос, терла уши и перекладывала на руле руки.

– Волнуешься? – Не знаю, зачем задал я очевидный вопрос.

– Больше за родителей, чем за себя. Приготовься сразу, реакция будет бурной. Не знаю, как мать, но отец может и отлупить. У него одна реакция на не укладывающееся в его рамки поведение. Нет, вначале он обрадуется, что я жива, но потом захочет научить меня жизни.

– Да ладно тебе? Всё будет хорошо. При нас он не станет играть злого папашу.

– Надеюсь.

В лобовое стекло ударилась летучая мышь, оставила кровавое пятно и застряла, зацепившись крылом в массивном дворнике. Ляля включила дворник, чтобы убрать ее, но мышь держалась крепко. Ее мертвая голова с мелкими зубками со свистом елозила по стеклу.

– Дурной знак. – Вздохнула кошка.

– Вот у этой птички вечер не задался, а у тебя все будет хорошо.

Мы въехали, как я понял, в населенный пункт. Здесь было освещение, много автомобилей и большое количество светящихся окон. Ляля припарковала машину на тесной парковке. Наш транспорт напротив тех, что стояли рядом выглядел большим и старомодным. Я предположил, что этот уровень отличается доходами от того, на котором кошка раздобыла грохочущую развалюху.

– Приехали. – Сообщила Ляля.

Она долго собиралась с духом. Момент предстоял волнительный.

– Как я выгляжу? – Спросила у меня кошка.

– Как всегда, превосходно. За то время, что мы вместе, взгляд у тебя стал более жестким, остальное без изменений.

– Главное, чтобы они не приняли меня за бродягу. – Она оттопырила полы своей кофты, разглядывая ее в слабом освещении салонной лампочки. – Поистрепалась Олеляу. – Она засмеялась. – Уже имя свое кажется чужим.

– Иди, не бойся. Что-то пойдет не так, сразу говори, а я не одна, с друзьями. Прошу любить и жаловать и сразу зови нас.

– Мои родители могут быть еще более консервативными, чем родители Антоша. Прошу заранее, если они будут бегать от вас с криками, не принимать их поведение за обычное.

– Ляля, хватит себя накручивать. Иди уже, яви себя бедным родителям, выплакавшим все слезы в подушку.

– Что сделавшим?

– Ах да, вы же не плачете слезами. Просто иди, иначе я пойду первым.

– Или я. – Добавил змей, уютно расположившийся на широком заднем диване. В темноте ему было позволено выбраться из багажника.

– С богом. – Ляля резко выдохнула, открыла дверь и потопала к родительскому крыльцу.

Ее смелости хватило до самой двери, возле которой она опять впала в нерешительность. Я показал ей кулак. Ляля занесла руку, чтобы нажать на звонок. Секундная заминка и она его нажала. Я заметил, как опустились ее плечи, как у побитой кошки. Прямо картина «Возвращение блудной дочери».