– Значит, ты стал президентом. А я помню, как твоя бабка, моя мать, просила назвать тебя Глебом, в честь какого-то там нашего далекого родственника, покорителя Арктики. Жили бы сейчас в хоромах, а не в этой хрущевке.

– Поверь бать, не в хоромах счастье. Уж я-то кое-что понял. Жить, надо и радоваться.

– Так я думаю, радоваться, когда у тебя сын президент, можно сильнее.

– Ну, ты из всей истории только это что ли запомнил?

– Ой, ну помечтать нельзя. Игорь Борисыч – президент Всея Руси! Звучит.

– Бррр, звучит ужасно. Я тебе так скажу, бать, людишки сами должны о себе заботиться. Когда они поручают эту работу кому-то, то хорошие люди за нее не берутся. Хорошим людям нахрен не нужно тратить свою жизнь на удовлетворение потребностей других. Они же не держат в уме поиметь гешефт с этого дела. А те, кто хотят на чужом горбу в рай заехать, тут, как тут. Всего-то надо, наобещать с три короба и забыть.

– Сынок, прямо слова, достойные президента. Когда я видел тебя в последний раз, ты ныл, что денег не хватает.

– Да я раньше всегда ныл. Как я сам себя терпел?

– А можно еще пельмешек? – Тарелка Антоша была пуста.

Я спохватился и закинул еще мороженых поминальных пельменей в кипяток.

– Пять минут потерпи.

– Зачем терпеть, давайте выпьем. – Предложил отец.

– Я больше не буду. – Отказалась Ляля. – Не хочу страдать, как в прошлый раз.

– Какая женщина. – Отец отставил в сторону четвертую стопку и разлил в три. – Прямо, как наша мать в молодости. Тоже при родителях старалась выглядеть скромнее.

Я закатил глаза под лоб. Водка уже развязала язык отцу, а он славился тем, что не лез за словом в карман, после определенной степени опьянения.

Вскоре, змей, не доев вторую порцию, сладко задремал.

– У него такая особенность. Выпивает, засыпает, внезапно просыпается, совсем трезвый и опять выпивает.

– Да, сын, кому расскажешь, что со змеей выпивал, отправят на обследование, еще и права отберут.

– Вот поэтому и не рассказывай.

– А ну-ка увидят?

– Бать, мы ненадолго. Я пришел, чтобы вы знали, что со мной все нормально, теперь надо к родным Ляли и Антоша наведаться, а потом мы пойдем в город миров – Транзабар.

– Зачем?

– Сами не знаем, но чувствуем, что надо.

– Ну, не знаю, что на это сказать. Надо, так надо. До этого у тебя все было через одно место, может, тут пойдет, как надо. Правда, сразу скажу, мать не одобрит.

– Это ничего не изменит. Кстати, бать, иди, проверь ее.

Отец поднялся и ушел, через минуту раздался плачущий голос матери.

– Женщинам нужно больше времени, чтобы принять что-то радикально новое. – Пояснил я.

– Бедная. – Вздохнула Ляля. – Моих ждет то же самое.

Дальше наша вечеринка пошла на спад. Мы с Лялей начали клевать носом. Отец, заметил, что нам уже тяжело с ним общаться, разобрал диван в зале.

– Стесняюсь спросить, вы вместе спите? – Спросил он нас с кошкой.

Ляля выпучила глаза, но сдержалась. В определенном смысле это был комплимент. Отец будто не замечал, что она не человек, в его понимании.

– Вообще-то нет, бать, но из-за дефицита спальных мест, можем лечь вместе, но под разные одеяла, правда?

– Да. – Согласилась кошка облегченно.

А что ей оставалось.

– А вашего товарища куда положить?

– Я его сам положу, рядом, на пол.

– Подушку ему нужна?

– Неси, а то обидится еще.

Мы легли спать. Первый раз за последнее время я чувствовал себя уютно и защищено и знал, что ничего плохого произойти не может. Во сне, Ляля сложила на меня ногу и руку и затарахтела по-кошачьи. Стало тепло и приятно, что мне кажется, я провалился в сон с блаженной улыбкой во все лицо.

Утро началось с шума, доносящегося из кухни. В дверной проем мне было видно, как мать мнет на столе тесто. Отец сидел рядом с ней и кажется, похмелялся. Я слышал их приглушенные голоса.