– Люди хвастаются тем, что живут в век науки. И если речь идет только о заре в сравнении с предшествующей ей ночью, то они до некоторой степени правы. С их открытиями и методами исследования появилось что-то громадное, что-то такое, что, я убежден, теперь уже не остановится. Но с какой же скаредностью ума и средств и в каком беспорядке они сегодня ведут исследования! Все для производства. Все для вооружений. Но для ученого и лаборатории ничего или почти ничего. Как будто бы открытия должны периодически падать с неба в совершенно готовом виде, как солнце или дождь, и как будто для человека нет лучшего занятия на Земле, как убивать друг друга или есть! Я однажды поинтересовался статистикой и пришел в ужас: на исследования во всем мире в течение года выделяется меньше денег, чем на строительство одного крейсера! Правнуки сочтут их варварами и будут совершенно правы!

– Если при своем раскладе у них вообще будут правнуки, – вставил ремарку Локи.

– Проживая в переходную эпоху, они еще не полностью осознали наличие новых высвободившихся сил и не полностью ими управляют, – продолжал горячиться Аполлон. – Приверженные к старым навыкам, они по-прежнему видят в науке лишь новый способ легче получить те же самые старые вещи – землю и хлеб. Они запрягают Пегаса в плуг… Кстати, я Пегаса возле центрального входа припарковал, ничего?

– Не бойся, не угонят. Продолжай…

– Да… В общем, на мой взгляд, если человечество и выживет, то только благодаря тому, что люди посвятят свою жизнь увеличению знания, а не увеличению имущества.

На этой пафосной ноте в курилку вошел начальник охраны, сводный брат Тора – Хеймдалль и, стараясь быть максимально вежливым, попросил Аполлона переставить-таки коня, который загородил весь центральный вход, да к тому же умудряется взлетать до третьего этажа и, заглядывая в окна, пугать юных валькирий из бухгалтерии. Аполлон умчался разбираться со Пегасом, Локи затрясся от смеха, а Хермод продолжил тираду о науке и познании по-своему:

– Аполлон во многом прав. Но! Объектом этого знания должен стать сам человек. Если земля идет к человеческой эре науки, то эта эра будет в высшей степени эрой науки о человеке – познающий человек заметит, наконец, что человек как "предмет познания" – это ключ ко всей науке о природе. Человек – это незнакомец, сказал Каррель. А я добавляю: в человеке резюмируется все, что познают или стремятся познать люди… Человек как предмет познания имеет для науки уникальное значение по двум причинам: во-первых, он представляет собой, индивидуально и социально, наиболее синтетическое состояние, в котором ему доступна ткань универсума и, во-вторых, в настоящее время он являет собой наиболее подвижную точку этой ткани, находящейся в ходе преобразования. Так что расшифровать человека, значит, в сущности, узнать, как образовался мир, и как он должен продолжать образовываться.

Локи трагикомично зажал уши ладонями.

– Херми, уймись… Ты уже раз пятнадцать повторил слово «человек». И вообще, что ты предлагаешь? Концепцию «спасение утопающих – дело рук самих утопающих»? Вообще-то мы тут обсуждаем, что решат делать с проектом Шеф и ОН. И не надо так на меня смотреть, Тор… Да, мы все прекрасно знаем, что ОН имеет к этому непосредственное отношение, хотя и не занимается делами Компании собственноручно. В общем, на повестке дня не поведение людей, а решение руководства.

– С каких это пор ты стал фаталистом?

– Я – ни с каких. Вот люди – фаталисты по своей сути. Даже те, кто это отрицает. Они предпочитают не вмешиваться в действие сил мира.

– Но не сам ли мир, пришедший к мысли, ожидает, что они переосмыслят инстинктивные действия природы, чтобы усовершенствовать их? – Хермод неумолим. – Это было бы оптимальным использованием сил, высвобожденных машиной.

– И повлияло бы на решение руководства? Ты к этому клонишь, – Тор, казалось, уловил-таки смысл пламенных речей коллеги.

– Ну, примерно так…

Локи поднялся.

– Устал я от вас… И от вашего человечества тоже. Но, если хотите знать мое мнение, то человеческая история развивается между двумя критическими точками мышления: низшей индивидуальной и высшей коллективной. «Конец света» для них – это внутренний возврат к себе целиком всей ноосферы, достигшей одновременно крайней степени своей сложности и своей сосредоточенности. Это переворот равновесия, отделение сознания, в конце концов достигшего совершенства, от своей материальной матрицы, чтобы отныне иметь возможность всей силой покоиться в боге-омеге.

– Ну ты загнул…, – присвистнул Тор.

– Это я не загнул, а подсмотрел в одном факсе на столе Шефа, – раздраженно сообщил Локи, – и, держу пари, вы не поняли, что все это означает. Я тоже сперва не понял, а потом поразмыслил, и…

– И?! – хором воскликнули Хермод и Тор.

– И ничего! Подумайте сами, авось и поймете… А я и так вам слишком много разболтал.

– Вредный ты…

– Ну уж извините, какой есть. Кто-то молотом машет, а кто-то должен быть вредным, – Локи устало потянулся. – Только начало рабочего дня, а я уже вымотанный. У меня, между прочим, еще куча дел. И у вас тоже. Тор, пойди лучше взгляни, что там в Персидском заливе делается…