«Все же с ним интересно, – подумала Лидия, – я бы даже смогла быть его подругой и ждать его от рейса и до рейса. Крепкий орешек, знает, чего хочет…»

Лида посмотрела на друга почти с нежностью. Несмотря на то, что между ними лежал непреодолимый водораздел – это его внутренний мир, жесткий, ограниченный предрассудками, может быть, даже циничный, она-то была намного открытее и искреннее его, – несмотря на это Лидия чувствовала, что его неудержимо влечет к ней. Но это был не просто естественный интерес к женщине иной крови, очаровательной чужестранке, не просто желание ликвидировать свою ужасную безграмотность по поводу России – это было еще что-то другое. Крису нравились яркая чувственность и быстрый ум Лидии, это было внове для него, мужчина почти не встречал такого жгучего сочетания у женщин. Даже в сексе Лидия была умной, ее утонченность (или развращенность, а можно назвать это и раскрепощенностью) были продолжением ее ума. В сексе она не была примитивной. Конечно, это не могло ни нравиться такому Дон Жуану как Крис.

Крис чаще всего имел дело с проститутками, они были нормальными девчонками, но уж слишком простоватыми и он не испытывал к ним ничего, кроме благодарности за их щедрые ласки и глубоко, глубоко спрятанного чувства жалости. Показывать эту жалось было глупо. Зачем? Он ведь сам пользовался их услугами, он почти ничем не отличался от других мужиков. Мужчины и женщины знали, что называется, по умолчанию, что так устроен мир.

На минутку и Крису, в этом веселом баре под сентиментальные переливы голоса джазовой певицы привиделось, как Лидия будет ждать его в порту, а он будет гордиться, что у него такая красивая подруга. Ему захотелось сказать девушке об этом, но он, как подавляющее большинство мужчин, боялся пафосных и возвышенных слов, кроме того, в следующую же минуту, после того, как Крис подумал о продолжении отношений с Лидией, он пришел к выводу о том, что это будет вряд ли возможно. Он не знает, когда его позовут в море, сколько он будет там находиться и каким он вернется оттуда. Кроме того, каждая очередная проститутка, которую он случайно снимал в очередном порту, что-то надламывала в его душе, он все больше и больше переставал верить в любовь. Больше всего его удивляло, что все женщины вели себя одинаково – одинаково плакали, одинаково истерили, одинаково унижались перед мужчиной в страхе остаться одинокими…

Но здесь, в этом веселом баре Крис расслабился. Он подумал, ее фотографию не стыдно будет повесить у себя в кубрике. Завитые пшеничные волосы его русской спутницы отливали золотом, в малахитовых зеленых глазах светилось счастье – маленькое, соответствующее ситуации. Потом Крис заметил в ее монголовидных глазах нежность… Стоп, это было уже опасно! Женщина с таким взглядом может повлиять на него, но не стоит попадаться на такую дешевую (на его взгляд) уловку.

Зачем она ему? Она всего лишь эмигрантка, без роду и племени, со странным характером и странными рассуждениями о жизни. У него есть свои взгляды на жизнь, свои привычки, свой биоритм жизни. К чему все круто менять? К чему наводить смуту в душе?

Крис тяжело вздохнул, залил себе в рот виски, довольно большую порцию и решил предложить своей подруге для начала нечто половинчатое – а именно, переехать жить вместе с ним в съемную квартиру. Крис сказал это Лидии, без всякой надежды на успех и был удивлен тому, как она обрадовалась. Его томную загадочность в течение почти всего вечера Лидия растолковала по-своему: Крис раздумывал, какие слова подобрать для своего предложения.

Они переехали в славную уютную квартирку в районе эмигрантов. С утра они пили отличный кофе, потом отправлялись в город, искали для Лидии работу, ходили в кино, сидели в барах. Отношения их были безоблачны, потому что они не говорили ни о чем серьезном и не строили никаких планов на будущее. Лидия обожала крепкие натруженные руки Криса. Его ласки чем-то напоминали ей ласки новороссийских мужчин. То, что этот канадский моряк был также крепок, молод и горяч, как и она сама, протянуло между ними незримую ниточку симпатии и понимания. Лидии было так хорошо с Крисом, точно ее обдавал теплый жаркий ветер с моря, или она погружалась в удушающий и липкий сон, из которого невозможно было вырваться. Так прошло два месяца их совместной жизни.

Но однажды утром, в импровизированной кухне за чашкой кофе Крис спокойно и абсолютно безэмоционально заявил ей:

– Лида, мне пора в море. Я уезжаю. Навсегда. Не буду врать, скажу, как есть: я не хочу оставлять на земле людей, которые будут из-за меня страдать. Зачем? Да, мне было хорошо с тобой и сегодня, в нашу последнюю ночь тоже будет хорошо. Но когда я сяду на корабль, я забуду тебя. Возможно, я даже ни разу и не вспомню. Слишком тяжек мой труд, слишком легковесны и призрачны воспоминания о портах…Ты думаешь, я – герой?! Я среднестатистический тупой и циничный чернорабочий моря, я – его осколок, я – никто…

Лида закрыла лицо руками и заплакала. Потом встала, недопив кофе и ушла в спальню, так ничего и не сказав. Крис затушил сигарету и уехал в город пить пиво. Чашка со стола упала и разлетелась вдребезги. Можно было, конечно, признаться ей, что она ему очень нравится, но это было не в его правилах. Лидия лежала, зарывшись в подушки, плакала и размышляла: да, ей удалось раскусить этого парня, он стал ей по-своему дорог, но все же глупо было на другом конце света повторять новороссийскую историю. Крис был прост и понятен в общении, неистов в сексе и свободолюбив как моряки всего мира. Кроме коротких встреч между длинными рейсами он ничего бы не смог дать ей.

Когда Крис вернулся, Лида сказала ему:

– Ну, ладно, все хорошо… Только не наговаривай на себя. Ты – не циник! У вас, у моряков, своя религия. У меня и дед, и отец, и муж были моряками. Я знаю, тебе надо увидеть мир – Бомбей, Марсель, Майорка ждут тебя…Ты не успокоишься, пока не достигнешь всех этих портов, даже если тебе предстоит пробыть в них всего полдня…В этих путешествиях тебе суждено найти успокоение…

Лида говорила и держалась вполне уверенно. Крис посмотрел на девушку с признанием и даже с удивлением. Он и сам не ожидал, что от этих слов ему станет намного легче. Крис бросил на стол пачку баксов, чтоб прогулять их в оставшуюся ночь с этой смышленой девчонкой, которую он вряд ли сможет забыть на самом деле. Она была единственной, кто не закатил ему истерику перед внезапным расставанием.

***

После отъезда Криса у Лидии началась полоса трудностей, одна сменяла другую. Ей отказали по очереди все работодатели, к которым она обратилась. С трудом удалось устроиться в один отель, именно в том районе (90-й стрит Эдмонтона), который упомянула негритянка в первые дни пребывания Лидии в Канаде. Девушке платили всего 5 долларов в час – она мыла раковины в ванных комнатах и туалетах. Лидии дали также социальное пособие в 300 долларов. Иногда она ночевала в отеле. А потом сняла совсем крошечную квартирку на краю Эдмонтона, она была намного меньше той, в которой они недолго были счастливы с Крисом. В квартирке стоял старый комод, деревянная кровать, на стенах висели портреты кошечек и собачек. Из окон неслась итальянская, арабская, французская речь. По вечерам в районе звучала музыка на всех наречиях, крутили даже индийские песни. Эмигранты мучились ностальжи. Жизнь отбросила Лидию в мрачный квартал Эдмонтона и предложила начать все с нуля, без всяких перспектив на легкий успех. Жизнь била ее по щекам наотмашь. Только за что? За смелость и мужество уехать в другой мир, за гордыню, не позволившую ей унизиться перед богатым дядей-негодяем, за отчаянное желание быть счастливой?!