Почему мне до ужаса хочется быть на месте Миры и держать его за руку? Если бы только быть уверенной, что этого хочу я, а не боги с их дарами.

«Ага, — ответила я сама себе. — Если бы не боги, чихать бы он хотел на помойную кошку, вроде меня. А так вириец даже обещание дал, никакого насилия, только ласка».

Но это же глупо! Ведь если задуматься, обещание вирийского чернокнижника означает конец его роду. Я вспомнила того баронета, что лечила бабушка, которому до зарезу нужен был наследник, причем буквально, если жена не родит, он был готов зарезать ее лично.

А чернокнижник бросается такими словами? Это благородно. И очень глупо. По-хорошему, строптивую девку надо за косы оттащить в фамильный замок и запереть в уютненьком подвальчике, пока дура-строптивица не образумится, а к тому времени, глядишь, и наследники пойдут.

Вириец — кто угодно, только не глупец. Но он дал неправильное обещание. И мне. И притворе. Почему?

— Держись за плащ, — разрешил Вит, едва взглянув на девушку.

— По моим следам, — проговорила притвора, развернулась, сделала три шага по тропе и… исчезла. Растворилась в воздухе, словно ночной туман, напуганный первыми утренними лучами солнца.

Кто-то из солдат выругался. Киш выдохнул и шагнул следом. И так же следом исчез.

— Куда только меня не заносило. Эх, знать бы раньше во что ввязываюсь, — крякнул капрал и пропал с тропы, скрывшись в мире мертвых.

Я была с ним полностью согласна. Знала бы раньше, прикопала бы Риона на заднем дворе вместе с его камнем силы.

Следом прошли двое мечников, упрямый Грес так и не погасил факела. Исчез Михей, за ним молчаливый лучник.

— Сохрани нас Рэг, — Тиш на миг заколебался, но все же последовал за остальными.

— Не пойду! — взвизгнула вдруг Оле и попятилась. — Не пойду в мир мертвяков! Вы здесь все умалишенные!

Если все, что случилось до этого, она могла худо-бедно, если не принять, то хотя бы понять, то исчезающие люди — это уже чересчур.

— Хорошо, — совершенно спокойно сказал Вит и шагнул на тропу. — Не ходи.

Прежде чем исчезнуть вместе с ним, Мира обернулась. Еще и улыбнулась, падаль!

— Не пойду! Уж лучше в лесу с волками… Кули! — взвизгнула девушка.

Может, Оле идти в гости к мертвякам и не собиралась, но у любопытного ее младшего брата было свое мнение. Как водится, в этом возрасте мальчишки сперва делают, а потом думают.

Парень сделал несколько шагов, наверняка намереваясь всего лишь сунуть нос в мир мертвых и потом рассказывать таким же олухам страшную историю о собственной храбрости. Но мертвяки, оказались гостеприимными хозяевами, и парнишка исчез так же, как и все остальные, оставив позади горестный вопль сестры.

— Кули, нет! Кули…

Она больше не думала. Страх ослепляет, особенно страх не за себя, а за того, кто дорог. Вряд ли Оле соображала, что делала, она просто бросилась следом, чтобы так же растаять в туманной дымке, как и ее брат, мгновением ранее.

— Айка, постой, — Рион положил мне руку на плечо, останавливая.

— Что?

— Я не знаю, как сказать… — он замялся.

— Тогда не говори, — я снова повернулась к тропе.

— Айка, что-то тут неправильно.

— Что?

— Да, не знаю я, — Рион запустил пятерню в волосы. — В том-то и дело, иначе уже давно бы сказал.

— С кем неправильно? Со мной и Витом? Михеем? Кишинтом? Этими приблудными девками?

— С тобой и солдатами,— выдал он и криво улыбнулся.

— Правда, что ли? И что там с солдатами?

— Айка, когда мы их встретили, кажется, я видел что-то или слышал… Что-то неправильное, но тогда, — Рион махнул рукой.

— Тогда ты был не в себе.

— Точно. И теперь это воспоминание вертится, как забытое слово на языке, но ухватить его я не могу, только чувствую неправильность. Вот,— он растерянно развел руками.

— Ага, — не зная, что еще сказать, согласилась я.

Ничего путного, что можно было сказать одновременно про меня и солдат, которых я видела второй раз в жизни, на ум не приходило.

— Будь осторожна, — напутствовал меня Рион.

— Как все… — я пошла по тропе, начала говорить в привычном мире, а закончила в другом: — … гда.

Черная ночь сменилась белым днем настолько резко, что в первый миг показалось, что я ослепла. Зажмурилась, взмахнула хвостом, об кого-то споткнулась, потерла глаза…

Сквозь яркий белый свет стали проступать очертания, немного нечеткие, словно размытые. Так бывает, когда долго смотришь на солнце, весь мир растворяется в его свете, а ты трешь и трешь глаза, хотя знаешь, что будет только хуже, и надо просто остановиться.