Бывший чаровник захрипел, закашлялся, выплевывая желтые зубы.

— Агррр,— брызгая слюной, прохрипел старик, цепляясь за мою одежду.

Я отпрянула, прижимаясь к фонтану и отталкивая его, словно больного проказой побирушку, который выпрашивает медный черень у храма Эола. Все, что осталось от чаровника, решившего стать великим.

Черноволосый маг смотрел на меня с другой стороны источника. От него веяло чем-то теплым и невыносимо приятным, как бабушкины объятия, захотелось окунуться в это «что-то», взмахнуть хвостом и заурчать от удовольствия… Эол, нет!

На меня словно ушат холодной воды вылили. Я только что выпила зеркального, мало того, взяла у источника столько силы, сколько смогла, а теперь смотрела на чаровника, а на моем лице проступал тот же голод, что и на лице учителя Риона.

Зеркальный никогда не бывает сыт. Он не может остановиться, желая все больше и больше…

— А-ка, — рычащее позвал Вит, и я повернула голову. Повернула даже не на голос, а на запах, такой знакомый и родной. Такой желанный. Запах магии. Внутри снова что-то шевельнулось, пока еще медленно, но я знала, что скоро воронка раскрутится вновь.

«Почему ты не убил меня сразу?» — спросила я, не произнеся ни слова.Но он понял. Увидел в моих глазах все: от ужаса до стыда и сожаления.

«Я убил, — так же без слов ответил он. В его серых глазах отразилась боль. — Это была пытка. Такая сильная, что я не смог повторить. Прости».

Жена Оськи-гончара смогла выдержать два дня, на третий пришла к нам. Пришла не за лекарством. А за ядом. Она не сказала ни слова, лишь стояла и плакала навзрыд, зажимая рот красной натруженной рукой, давясь слезами, стыдом и виной.

Бабушка напоила ее чаем и сидела рядом, пока рыдания не стихли. Она не дала ей яд. Мы не торговали отравой. Она дала ей сонного порошка. Поставила на стол банку, отсыпала щепоть в холщовый мешочек и велела заварить перед сном.

— Опасная трава, — сказала Сима тогда. — Одна щепоть, и будешь спать, как младенец. Тебе сейчас необходимо. Две, и тебя даже из королевских пушек не разбудят. Три — и с утра придется справлять отходную в храме Эола.

Вручив кулечек, бабка ушла в соседнюю комнату, где я безуспешно притворялась спящей. Ушла, оставив банку с сонным порошком на столе. Она не продавала яд жене Оськи, но она позволила ей взять его самой.

Гончара схоронили через два дня, на погосте за часовней. Эол призвал калеку во сне.

Мы никогда не говорили с бабушкой об этом. Я не спрашивала. А она не рассказывала. Лишь уходя с погоста, глядя на свежий холмик могильной земли, она, ни к кому не обращаясь, произнесла:

— Иногда смерть — это лучшее, что ты можешь подарить другу.

Седовласый чаровник закончил рисовать знак на земле и отбросил ветку.Минута истекла. Эол, всего лишь минута, а мне показалось, что прошел год.

— А-ка, — повторил Вит.

Не знаю, что он хотел сказать. Что тут еще можно сказать. Я смотрела на вирийца и больше всего на свете хотела прикоснуться к его руке, к его щеке, все равно к чему, лишь бы снова ощутить себя наполненной силой, ощутить себя центром мира, его солнцем.

Я вцепилась руками в каменный бортик источника, ощущая, как крошки царапают кожу. Вцепилась, чтобы не поддаться желанию и не броситься. Надо оставаться на месте, у магов только одна попытка. Один удар. Пока я еще я. Пока могу управлять своим телом, а не ползать по траве, как Дамир, за тем испуганным чаровником.

Маги подняли руки к небу. Учитель Риона схватил меня за штанину.

— Айка, — в третий раз повторил чернокнижник, и на этот раз в его голосе не было рычания. В нем было понимание и печаль, что все должно закончиться вот так.

Сила стала собираться в руках тарийских чаровников. Подвижная, тягучая, словно грозовые облака, в которых то и дело мелькали молнии.

— Нет, — закричал вдруг Михей, отбрасывая сломанный арбалет на траву.

Низко зарычала притвора, прыгая прямо на спину Вита. На чернокнижника, который не мог даже пошевелиться, из-за связавшего его серыми лентами заклинания. В ее утробном рыке слышалось удовлетворение. Вириец продолжая смотреть только на меня.

А я вдруг поняла что там, у трактира, перерезая мне горло, он приговорил нас обоих. Вот зачем ему нужна была идущая за нами нечисть. Ее он определил себе в палачи. Плети заклинаний оставались серыми. Вит не будет сопротивляться. Он просто будет смотреть на меня. Смотреть, пока проводница рвет его на части. Одного из тех, кто убил ее спутника. В этом чернокнижник не соврал, он просто не сказал ей всей правды. Не рассказал об остальных.

— Это неправильно, — Михей торопливо перешагнул через тело Тамита. — Так не должно быть!