Сначала нам показалось, что дом качнулся над нами, но это было лишь ощущение. Потом всё словно загудело, и мы услышали страшные крысиные визги, к счастью, самих крыс не было видно поблизости. Они пищали где-то за стенками. А потом до нас стали доноситься звуки сработавших автомобильных сигнализаций, глухие удары и звон разбитых стёкол. Мы с Генкой переглянулись, а через несколько секунд тряска снова повторилась. Ну, мы выключили газорезку и пошли наверх.

Когда вышли, то первую минуту стояли с открытыми ртами прямо у дверей подъезда – повсюду были автомобильные аварии. Машины парили пробитыми радиаторами, из разбитых окон играла музыка, белели вздутые подушки безопасности. Одна из машин, какой-то небольшой белый седан, выскочил с дороги и, пролетев небольшой садик, врезался в стенку в двух метрах от двери в наш подъезд. К счастью, это было минутой раньше.

Именно к этому седану мы подошли, когда немного пришли в себя. К нашему удивлению, никакого не было ни на водительском сиденье, ни в машине вовсе. Двигатель всё ещё работал и салон был заперт изнутри. Мы подёргали ручки, но открыть машину не смогли. А у нас грузовой мотороллер тут же стоял, в кузове лежал всякий инструмент. Генка взял монтировку и разбил стекло, чтобы открыть водительскую дверь. В салоне никого не было, но вот что интересно: на полу, у педалей, лежала женская одежда. Я помню, что там были какие-то короткие сапожки, юбка, курточка и так далее – весь гардероб, включая наручные часики и кольца с пальцев.

Генка протянул руку в салон и повернул ключ зажигания, мотор замолчал, лишь шипел и парил радиатор. Мы пошли дальше по улице по направлению к метро, крутя головами во все стороны. Повсюду на тротуарах валялась одежда, под деревьями было много вороньих и воробьиных перьев. Мы пошли вперёд, подходя к разбитым машинам и везде встречали одного и тоже: пустые салоны и кучки одежды на полу. Машины врезались друг в друга на ходу, в стоящие автомобили, в стены и деревья. Одна влетела в витрину магазина, другая во двор, прямо в детскую песочницу. Но нигде не было ни детей, ни их родителей, ни животных. В одном месте старая грузовая полуторка даже начала гореть, правда, пока ещё только под капотом – шёл густой дым. Мы подошли к ней, пошарили в салоне, никого не нашли и тушить, конечно, не стали.

– Юр, а где все люди-то? – спросил меня Генка, крутясь на месте.

– Что-то ерунда какая-та, – ответил я.

– Ну-ка, ущипни меня, – Генка улыбался, но было видно, что это нервное.

– Слушай, да, бред какой-то. Не пойму ничего.

Мы схватились за телефоны, но сотовой связи не было, как и интернета. Решили выйти на большую улицу, может быть там дело прояснится. Вышли на проспект и, озадаченно крутя головами, шли в сторону метро, уже почти не заглядывая в машины и не разбивая стёкол в надежде найти людей. А машины звенели, ухали и квакали своими сигнализациями, шипели протёкшими радиаторами, урчали незаглушенными моторами.

– Давай лучше по тротуару пойдем, – предложил я. На тротуаре не так ощущалась эта странная реальность.

Вскоре мы увидели первого человека. Это была женщина, которая вышла на балкон второго этажа. – Мужчины, – жалобно протянула она, – а что случилось-то? Теракт? – она пыталась перекричать вой сигнализаций.

– Мы ещё сами не знаем. Вы в порядке? – крикнули мы ей в ответ.

– А почему я должна быть не в порядке?

Мы пошли дальше и, когда дошли до метро, то увидели множество людей. Одни выходили из вестибюля станции, оглядывались, беспокойно разводили руками и задавали друг другу одни и те же вопросы. Какому-то мужчине стало плохо с сердцем, ему передавали таблетки из сумок. У женщины случилась истерика, потом ещё у одной. Мы увидели, как некоторые люди выходили на проспект, смотрели в салоны разбитых машин, открывали двери, а потом пожнимали плечами, не найдя водителей. То там то здесь стояли кучки пассажиров подземки, пытающихся что-то понять, и к ним подходили всё новые и новые люди, главным образом, из того же метро.

Около часа мы провели на площади, расспрашивая других и отвечая на встречные вопросы. Но никто ничего не знал и не понимал, и в конце концов мы с Генкой присели на капот какой-то машины и просто наблюдали за происходящим. Стало понятно, что в метро вдруг вырубился весь свет, поезда остановились, и пассажиры, подсвечивая себе фонариками мобильных телефонов, раздвинув двери вагонов, по шпалам пошли в сторону станции Фрунзенская, где их ждал подъем в темноте по остановившимся ступеням эскалаторов.

Люди довольно быстро сообразили, что остались в живых лишь потому, что в момент странного происшествия находились там, куда не мог попасть солнечный свет и вообще какой-либо свет, кроме искусственного. Пассажиры метро были лучшим тому доказательством, как и зрители соседнего кинотеатра. Мы с Генкой, сидевшие в глухом тёмном подвале, с теорией согласились. Позже мы встречали людей, которые спаслись потому, что спали в комнатах, наглухо задрапированных солнцезащитными занавесками, подвалах без окон, находились ресторанах без окон, кинотеатрах, лифтах и даже туалетах. Их всех, как и нас с Генкой, объединяло одно – там, где мы находились, было бы совершенно темно, если бы не свет от лампочек.

Другая версия касалась пропажи людей и тоже была выдвинута коллективным разумом в первые же часы. Было разумно определено, что те люди, которые были на свету, пропали все разом, в один момент, словно испарились. Люди, собаки, птицы – всё, что было живым, в мгновение улетучилось, не оставив следов, кроме лежащей на тротуарах, лавках и сиденьях машин одежды. А после первого Катаклизма случился второй. Если кто-то и выглянул из окон, любопытствуя, что за шум, то испарился от второго Катаклизма. Повсюду лежали мужские костюмы с рубашками, женские блузки в курточках, сапоги и туфли, бейсболки, майки и шорты. Кое-где можно было встретить поводки и ошейники. Особый ужас вызывало то, что, если начать осматривать эти костюмы и курточки, то непременно в них находилось и нижнее бельё, что делало осмотр неприятным, да и неприличным. Нет, копаться в этих одёжных кучках никто и не испытывал особого желания, но кто-то предложил собрать документы пропавших людей, и, не зная, как реагировать, спасшиеся начали делать хотя бы это. Однако этот почин быстро иссяк.