– Останемся здесь, – сказала Вася, снимая с Соловья седло, она говорила увереннее,

чем ощущала себя. – Я разведу огонь. Смотри, чтобы нас никто не съел.

Она убрала снег от дерева, пока не устроила снежную пещеру под ветвями ели,

оставив участок голой земли для костра. Зимние сумерки быстро стали ночью, и было уже

темно, когда она собрала достаточно хвороста. В озаренной звездами темноте до восхода

луны она срезала пару веток ели, как ей показывал брат, и воткнула в снег, чтобы тепло от

огня отражалось в ее укрытие.

Она разводила костры с тех пор, как могла держать кремень руками, но ей пришлось

снять варежки, и ее руки замерзли.

Хворост загорелся, и заревел огонь. Она забралась в укрытие, и там оказалось

холодно, но терпимо. Вода кипела с хвоей, чтобы согреть ее, черный хлеб с сыром утолил

голод. Она обожгла пальцы, ее ужин подгорел, но она все сделала и гордилась.

Согревшись от костра и еды, Вася выкопала яму в размягченной от костра земле,

насыпала туда углей из костра и накрыла ветвями ели. Она легла на них, укуталась в плащ

и спальный мешок и обрадовалась, что стало теплее. Соловей уже дремал, уши были

повернуты, словно он слушал ночной лес.

Веки Васи слипались, она была юной и уставшей. Сон был близко.

И тут она услышала сверху смех.

Соловей вскинул голову.

Вася встала на ноги и нащупала нож на поясе. Во тьме сияли глаза?

Вася не звала – она не была глупой – но смотрела на ветви ели, пока глаза не стали

слезиться. Ее нож казался холодным и ужасно маленьким в ее руке.

Тишина. Ей показалось?

Смех раздался снова. Вася бесшумно попятилась, взяла пылающую головешку из

костра и подняла ее.

Она услышала топот, а потом женщина упала в снег у подножия ели.

Или не женщина. Волосы и глаза существа были белыми, блестящая кожа – цвета

зимней полуночи. Она была в плаще, но голова, руки и ноги были голыми. Огонь блестел

красным на ее странном и милом лице, холод ее не тревожил. Ребенок? Женщина? Черт.

Ночной дух. Вася и обрадовалась, и насторожилась.

– Бабушка? – осторожно сказала она, опуская головешку. – Проходите к моему огню.

Женщина выпрямилась. Ее глаза были бледными, как звезды, но губы скривились,

как у ребенка.

– Вежливая путница, – бодро сказала она. – Стоило этого ожидать. Убери деревяшку,

дитя, тебе она не понадобится. Да, я посижу с тобой у огня, Василиса Петровна, – и она

опустилась на снег рядом с огнем и окинула Васю взглядом. – Давай! – сказала она. – Я

пришла, так что предложи мне вина.

Вася после доли колебаний дала гостье свою флягу с медовухой. Она не хотела

оскорблять существо, что будто упало с неба, но…

– Вы знаете мое имя, бабушка, – сказала Вася. – А я не знаю ваше.

Та все еще улыбалась.

– Меня зовут Полуночница, – сказала она, выпивая.

Вася дрогнула в тревоге. Соловей прижал уши. Няня Васи, Дуня, рассказывала о

двух сестрах–демонах Полуночи и Полудни, и эти истории плохо заканчивались для

одиноких путников.

– Зачем вы здесь? – спросила Вася, быстро дыша.

Полуночница рассмеялась, устроившись удобнее в снегу рядом с огнем.

– Не бойся, дитя, – сказала она. – Тебе нужны нервы крепче, если ты собралась в

путь, – Вася с тревогой заметила, что у Полуночницы много зубов. – Меня прислали

присмотреть за тобой.

– Прислали…? – спросила Вася. Она медленно опустилась на свое место у огня. –

Кто?

– Чем больше знаешь, тем скорее состаришься, – бодро ответила Полуночница.

Вася спросила, запинаясь:

– Это был Морозко?

Полуночница фыркнула, к огорчению Васи.

– Не надо его так превозносить. Бедный король зимы никогда не мог повелевать

мной, – ее глаза словно сами светились.

– Тогда кто? – спросила Вася.

Демонесса прижала палец к губам.

– Ах, я клялась не говорить. И как же без загадки?

Полуночница выпила свою долю, бросила Васе флягу и встала на ноги. Огонь

сверкал красным на ее белых, как луна, волосах.