вы видели, как умер мой отец.

– Не видел, – ответил священник, выпрямившись. – Я видел, как он погнался за

своей безумной дочерью, и я видел его разорванное тело, когда его принесли домой.

Мускул дергался на челюсти Саши, скрытый бородой.

– Я бы хотел услышать всю историю, сколько вы помните, батюшка, – сказал он.

Константин замешкался.

– Как пожелаете.

– В монастыре, – спешно сказал Саша. Кислый запах страха доносился из комнаты

священника, и он задумался, о чем молился отец Константин.

* * *

Рассказ был правдоподобным, но не совсем таким, как рассказала Вася.

«Кто–то из них врет, – подумал Саша. – Или оба».

Вася не сказала ничего о мачехе, кроме того, что она была мертва. Саша не уточнял,

люди легко умирали. Вася не сказала, что Анна Ивановна умерла с их отцом…

– Так Василиса Петровна мертва, – закончил Константин с жестокой ноткой. – Да

упокоится ее душа, ее отца и ее мачехи, – монах и священник прошли к монастырю с

видом на сад, серый от снега.

«Он ненавидел мою сестру, – поразился Саша. – И все еще ненавидит. Они не

должны пересекаться. Вряд ли одежда мальчика его обманет».

– Скажите, – резко спросил Саша. – У моего отца был большой конь в конюшне,

темный, с длинной гривой и со звездой на лбу?

Константин точно ожидал не этот вопрос. Он прищурился. Но…

– Нет, – сказал он через миг. – Нет, у Петра Владимировича было много лошадей, но

такого не было.

«И все же, – подумал Саша, – ты что–то помнишь, светлый змей. Ты говоришь мне

ложь, смешанную с правдой. Как Вася? Оба хороши. Я хочу знать лишь, как умер отец!».

Глядя на посеревшее лицо священника, Саша понял, что больше от него не узнает.

– Благодарю, батюшка, – вдруг сказал он. – Помолитесь за меня, я должен идти.

Константин поклонился, начертил крест. Саша пошел по коридору, ощущая себя так,

словно коснулся чего–то вязкого, не понимая, почему боится жалкого священника,

который с печальной честностью отвечал на вопросы низким звучным голосом.

* * *

Варвара оттерла Васю, госпожа была уверена в своей служанке, что была

невозмутимой. Даже сапфировый кулон Васи вызвал лишь фырканье. Было что–то

знакомое в лице женщины. Может, ее поведение напомнило Васе Дуню. Варвара вымыла

грязные волосы Васи, высушила их рядом с печью в купальне.

– Стоит это обрезать… мальчик, – сухо сказала она, заплетая их.

Вася нахмурилась. Голос ее мачехи всегда оставался в уголке ее души, верещал:

– Тощая страшная девчонка, – но даже Анна Ивановна никогда не критиковала

красновато–черные волосы Васи. А голос Варвары звучал презрительно.

«Полночь, когда огонь угасает», – говорила о них Дуня, когда постарела и стала

мягче. Вася помнила, как расчесывала их у огня, и демон холода смотрел, хоть делал вид,

что это не так.

– Никто не увидит мои волосы, – сказала Вася Варваре. – Я все время в шапках. Зима.

– Глупости, – сказала служанка.

Вася упрямо пожала плечами, и Варвара молчала.

Ольга пришла, когда Вася помылась, сжимая губы, бледная, чтобы помочь сестре

одеться. Дмитрий прислал кафтан: зеленый с золотом, достойный князя. Ольга несла его

на руке.

– Не пей вина, – сказала княгиня Серпухова, бесцеремонно пройдя в горячую

купальню. – Только делай вид. Не говори. Будь с Сашей. Возвращайся, как только

сможешь, – она опустила кафтан, и Варвара принесла чистую рубашку, штаны и наспех

вычищенные сапоги Васи.

Вася кивнула, не дыша, желая прийти к Ольге иначе, чтобы они смеялись вместе, и

сестра не казалась злой.

– Оля… – робко начала она.

– Не сейчас, Вася, – сказала Ольга. Они с Варварой уже одевали Васю ловкими

руками.

Вася притихла. Она помнила сестру, кормящую кур с растрепанной косой. Но эта

женщина была величавой, красивой и отдаленной, в хорошей одежде, с кокошником и

весом не рожденного ребенка.

– Нет времени, – продолжила Ольга мягче, увидев лицо Васи. – Прости, сестра, но

больше я ничего не могу. Масленица начнется на заходе солнца, и я должна управлять