Шрифт:
когда они жили в Лавре. И Дмитрий лишь улыбнулся и сказал:
– Ночь и день с густым снегом, что мы можем, если не есть? Я даже девушку себе
взять не могу, отец Андрей запрещает, пока Евдокия не родит наследника.
Князь отклонился на скамейке, хмурясь, и добавил:
– Словно у нее есть шанс, она бесплодна, – он был мрачным миг, а потом просиял. –
Но ты здесь. Мы переживали. Скажи, у кого трон Сарая? Где генералы? Расскажи все.
Саша поел и помылся, и теперь он хотел поспать не на земле. Но он открыл глаза и
сказал:
– Весной не должно быть войны.
Князь хмуро посмотрел на Сашу.
–Нет? – голос князя был самоуверенным и нетерпеливым. Из–за его выражения лица
он и удержался на троне после десяти лет и трех осад.
– Я был в Сарае, – осторожно сказал Саша. – И не только. Я был среди лагерей
кочевников, говорил со многими. Я много раз рисковал собой, – Саша замолчал, видя
снова пепел, бесцветное небо, ощущая странные специи. Сияющий город язычников делал
Москву замком из земли, построенным неумелыми детьми. – Ханы приходят и уходят, как
листья, – продолжил Саша. – Один правит полгода, а потом его сменяет дядя или брат. У
великого хана слишком много детей. Но не это важно. У генералов свои армии, их сила
держится, хоть трон и раскачивается.
Дмитрий задумался на миг.
– Подумай об этом! Победа будет сложной, но я завладею всей Русью. Мы больше не
будем платить дань неверующим. Разве это не стоит немного риска и жертвы?
– Да, – сказал Саша. – Возможно. Но это не все новости. Этой весной будут беды
ближе к дому.
И брат Александр мрачно продолжил рассказывать великому князю о сгоревших
деревнях и огне на горизонте.
* * *
Пока брат Александр общался с двоюродным братом, слуги Ольги купали беднягу,
которого Саша привел в Москву. Они переодели священника в чистую одежду, оставили в
комнате для духовника. Ольга укуталась в халат с кроличьим мехом и пришла проведать
его.
Печь грела из угла комнаты, огонь был свежим. Свет толком не разгонял мглу, но,
когда вошли женщины Ольги с глиняными лампами, тени отступили.
Мужчина был не в кровати. Он лежал, сжавшись, на полу, молился перед иконами.
Его длинные волосы разметались вокруг него, блестели в свете огня.
Женщины за Ольгой шептались и выглядывали. Их шепот побеспокоил бы святого,
но мужчина не дрогнул. Умер? Ольга поспешила вперед, но не успела коснуться его, он
сел, перекрестился и, шатаясь, встал на ноги.
Ольга смотрела. Даринка, что пришла вместе с остальными, охнула и захихикала.
Волосы мужчины ниспадали ниже плеч, золотые, как корона святого, и под хмурыми
бровями у него были голубые глаза. Его нижняя губа был красной: единственная мягкость
на костлявом лице.
Женщины лепетали. Ольга вдохнула и шагнула вперед.
– Батюшка, – сказала она.
Голубые глаза священника сверкали от лихорадки, пот пропитал золотые волосы.
– Благословит вас Господь, – ответил он. Его голос гудел в груди, свечи затрепетали.
Он не смотрел ей в глаза, он смотрел мимо нее на тени у потолка.
– Я уважаю вашу набожность, батюшка, – сказала Ольга. – Вспоминайте меня в
молитвах. Но вам нужно лечь в постель. Вы болеете.
– Я живу или умру по воле Бога, – ответил священник. – Лучше… – он пошатнулся.
Варвара поймала его, не дав упасть, она была сильнее, чем выглядела. На ее лице
мелькнула тень отвращения.
– Огонь сильнее, – рявкнула Ольга слугам. – Подогрейте суп. Принесите горячее
вино и одеяла.
Варвара, кряхтя, уложила священника в постель, а потом принесла Ольге стул. Ольга
опустилась, а женщины столпились за ней. Священник не двигался. Кем он был и откуда
пришел?
– Вот медовуха, – сказала Ольга, когда его веки затрепетали. – Садитесь. Пейте.
Он приподнялся и пил, хрипя. Все это время он смотрел на нее поверх кубка.
– Благодарю, Ольга Владимирова, – сказал он, допив.